Уолли пропустил ее вперед себя, вошел сам, плотно прикрыл дверь и указал Рейчел на ее обычное место у своего письменного стола. Когда она села, он взял у нее блокнот, отложил в сторону и принялся ходить из угла в угол.
– Рейчел, я понимаю, не мое дело, с кем ты встречаешься, но…
– Вы правы. Это только мое дело, – огрызнулась она.
Ей уже до смерти надоело, что все так интересуются их с Дрейком отношеними. В интересах расследования она честно постаралась, чтобы о них узнали Уолли с Тедом, но подробности рассчитывала все же оставить при себе.
Уолли вздохнул.
– Я только подумал, что тебе нелишне будет узнать историю Дрейка Хантера целиком.
– Целиком?
Уолли тяжело уселся за стол.
– О Дрейке я знаю такое, чего ты точно не знаешь. В пятницу я еще думал, что это не имеет значения, но Тед… Тед напомнил мне одну вещь, и я решил все-таки поговорить с тобой. – Теперь он глядел на Рейчел с неподдельной тревогой. – Не могу видеть, как ты совершаешь ошибку, и не остеречь. Видишь ли, когда Дрейк явился к нам наниматься на работу, он только что вышел из тюрьмы. Так что твой прекрасный принц – бывший заключенный.
Только-то и всего? Это и есть ужасная тайна Дрейка Хантера? Рейчел улыбнулась Уолли с явным облегчением.
– Я знаю. Он мне сказал.
– Хорошо… – задумчиво протянул Пеннелл. – Очень хорошо, что он от тебя такое не скрыл.
– Но вы ведь сами говорили: Дрейк – человек порядочный и надежный. Он мне не врет.
– А он… – начал Уолли, поднимая на нее глаза, – он говорил тебе, что в тюрьме убил человека?
Рейчел похолодела от ужаса, но быстро взяла себя в руки. Она уже знала, что с Дрейком в тюрьме должно было случиться нечто подобное, просто решила не спешить с выводами, пока не известно, при каких обстоятельствах это произошло. И вот теперь у нее, кажется, появилась возможность все узнать.
– Нет, не говорил.
Она намеренно не давала Уолли отвести взгляд, твердо решив выяснить правду, хоть и боялась, что эта правда окажется слишком страшной. Лучшего времени для беседы у нее не будет, и надо его использовать, пусть даже она услышит что-то неприятное. Если он заговорил о Дрейке, то вполне может потом перейти к тому, ради чего она здесь мучается.
Рейчел постаралась вложить в свой взгляд всю энергию, которой располагала. Уолли сделал робкую попытку отвернуться, но не смог.
– Считается, что Дрейк не был виноват, – продолжал он монотонным, негромким голосом, и в его словах Рейчел не чувствовала лжи. – То есть человека-то он убил, но убийство было расценено как мера самозащиты. Трое крепких парней загнали его в угол тюремного двора. Хотели перерезать ему глотку, потому что он не желал играть по их правилам. А он вырвал у одного из них нож и сам пырнул его.
Рейчел затаила дыхание.
– А вы откуда знаете?
Серые глаза Уолли, неотрывно глядевшие на нее, слезились от напряжения.
– Прежде чем взять Дрейка на работу, я проверил его досье. Разумеется, за то убийство его судили, но признали невиновным. Два охранника видели, как было дело. – Он прищурился. – Но пойми, девочка, охранников могли подкупить. И даже если это была самозащита, все равно – он убил человека, он способен на убийство, понимаешь ты? Посуди сама, легко ли нормальному человеку проткнуть ножом себе подобного, даже если он защищает свою жизнь?
Умом Рейчел понимала справедливость его слов, но сердце рвалось на части, стоило ей представить безоружного Дрейка перед тремя вооруженными подонками.
– Так что, по-вашему, он должен был дать им убить себя?
– Черт возьми, да нет же! – воскликнул Уолли и замолчал, будто испугавшись собственного пыла. – Нет, – уже более спокойно повторил он.
– Тогда зачем вы мне все это рассказали?
Уолли вздохнул и невесело улыбнулся.
– Трудно сказать, зачем. Так сразу и не объяснишь.
Ему явно было не по себе, он опять попытался отвернуться – и опять не смог. Сейчас он был у нее в руках, и если навести разговор на «Хисторик хоумз»… Но как, вот вопрос!
– Может, это и глупо, – продолжал Уолли, – но ты будишь во мне какой-то дурацкий отцовский инстинкт.
– Почему же глупо? Я вас понимаю. Вы чувствуете ответственность за своих работников. И за «Хисторик хоумз».
Но говорить о «Хисторик хоумз» Уолли явно не был настроен.
– Нет, нет, не то… Странное чувство. Я так волнуюсь за тебя, будто ты моя дочь.
Его лицо подергивалось. Он смотрел прямо Рейчел в глаза, в самую глубину зрачков, как будто силясь разглядеть там что-то очень важное для себя.
– Видишь ли, у меня ведь было две дочери, – наконец вздохнул он. – То есть, наверно, надо сказать – у меня есть две дочери, двойняшки. Но с тех пор как я бросил их мать, я только однажды видел одну из них. А еще у них есть брат или сестра – даже не знаю точно, потому что уехал, не дождавшись, пока родится этот ребенок.
У Рейчел вдруг все тело покрылось мурашками, противный, липкий холод пробрал насквозь, до костей. Дочери-двойняшки и младенец, которого бросили еще до его появления на свет? Господи, не надо, пощади! Быть не может, Уолли?.. Она еле справлялась с захлестывающими ее эмоциями. «Нет, пожалуйста, только не Уолли! – как в лихорадке твердила она про себя. – Только не этот… обаятельный преступник».
Но, увы, все сходилось. После папиных откровений Си Джей, очевидно, решила разыскать своего родного отца, встретилась с ним и выложила все, что думает о его поступке, ему в лицо.
И за это отдала жизнь…
Рейчел почувствовала, что задыхается. Нет, нет! Неправда!
– Это было в Виргинии, – продолжал Уолли, явно не замечая, с каким напряженным вниманием она смотрит на него, как побледнела. – И та девушка… думаю, я любил ее – насколько вообще был способен кого-нибудь любить. Но у меня были другие… интересы. И в них не входила общая жизнь с женщиной – особенно такой, как Оливия.
Оливия… Рейчел стиснула кулаки, так что ногти впились в ладони. Мама. Теперь никаких сомнений нет. Уолли, обаятельный делец, добродушный медведь-панда – ее родной отец. Ее отец! Она вгляделась в его лицо, ища черты фамильного сходства, подтверждающие его ужасный рассказ, и, как ей показалось, нашла. Рыжеватый оттенок волос, форма носа… «У Келли такой же нос, – в панике отметила она. – А у меня рыжеватые волосы!»
Мука, отразившаяся в глазах Уолли, уже проникала в ее сознание. Рейчел изо всех сил пыталась защититься от чужих переживаний, выключить их. Ну почему ей вечно суждено становиться вместилищем для чужого раскаяния? И почему она всякий раз переживает чужую вину как свою собственную? Но перестать чувствовать Рейчел не могла – как не могла и перестать стремиться узнать правду. А примирить в себе то и другое тоже не получалось.
