— Да! — отвечает далекий голос. — Извини, что я тебе звоню. Но я очень беспокоюсь о девочке. Надеюсь, она не больна?
— Увы, — говорит он совсем тихо, — она больна.
— О! — далекий голос звучит испуганно.
Господин Пальфи спрашивает, наморщив лоб:
— Но я не понимаю, откуда ты…
— Мы это чувствовали, я и… Луиза!
— Луиза! — Он нервически смеется. Потом прислушивается, к тому, что она говорит, вконец растерянный, он никак не может взять в толк… Качает головой… Взволнованно ерошит волосы…
Далекий женский голос торопливо сообщает все, что только можно сообщить в подобной спешке.
— Вы продлеваете разговор? — спрашивает телефонистка.
— Да, черт возьми! — кричит капельмейстер.
Можно себе представить, хотя бы до некоторой степени, какая путаница царит у него в голове!
— Так что же с девочкой? — взволнованно спрашивает его бывшая жена.
— Нервная горячка, — отвечает он. — Но кризис уже миновал, так говорит врач. Правда, осталось истощение, физическое и нервное.
— Но врач-то хоть понимающий?
— Еще бы! Надворный советник Штробль. Он же знает Луизу сызмальства. — Капельмейстер смеется в некотором замешательстве. — То есть, прости, пожалуйста, это же Лотта! Ее-то он как раз и не знает. — Капельмейстер тяжело вздыхает.
А в Мюнхене вздыхает его бывшая жена. Два взрослых человека пребывают в полной растерянности. Их души и языки словно параличом разбиты. И мозги, кажется тоже.
Внезапно в это опасное гнетущее молчание врывается отчаянный детский голос:
— Папа! Папочка, милый, любимый папочка! — доносится издалека. — Это я, Луиза! Здравствуй, папочка! Может, нам приехать в Вену? Как можно скорее, а?
Спасительные слова произнесены! Леденящая подавленность взрослых тает, словно под порывами теплого ветра.
— Здравствуй, Луизерль! — кричит господин капельмейстер, мгновенно соскучившись по ней. — Это прекрасная мысль!
— Правда? — Луиза счастливо смеется.
— Когда же вы можете быть здесь?
И тут опять раздается голос молодой женщины.
— Я сейчас же выясню, когда завтра первый поезд.
— Лучше самолетом! — кричит он. — Так будет быстрее!
«И что это я так раскричался, — думает он, — ведь девочка спит!»
Когда он возвращается в детскую, Рези освобождает ему его привычное место возле постели больной. И на цыпочках направляется к двери.
— Рези! — шепчет он. Она останавливается.
— Завтра приедет моя жена.
— Ваша жена?
— Тсс! Не так громко! Моя бывшая жена, мать Лоттхен.
— Лоттхен?
Он улыбается и машет рукой. Конечно, откуда ей знать!
— И Луизерль тоже приедет!
— То есть как? Вот же она, Луизерль!
— Нет, это ее близняшка.
— Близняшка?
Бедняга Рези не в состоянии охватить умом столь обширные семейные связи господина капельмейстера.
— Позаботьтесь, чтобы в доме была еда! Где нам их разместить, это мы потом обсудим.
— Боже ж ты мой! — бормочет Рези, на цыпочках выходя из детской.
Отец смотрит на изможденную спящую девочку. Лоб ее покрыт испариной. Он осторожно обтирает его платком.
Так значит, это его вторая дочка! Это Лоттхен! Какая храбрость, и какая сила воли жили в этой девочке, покуда болезнь и отчаяние не сломили ее! Это мужество в ребенке — не от отца. А от кого же?
От матери?
Вновь звонит телефон.
Рези просовывает голову в дверь.
— Фройляйн Герлах!
Господин Пальфи, не оборачиваясь, отрицательно качает головой.
Фрау Кернер отпрашивается у доктора Бернау на несколько дней. «По семейным обстоятельствам». Затем звонит в аэропорт и заказывает два билета на первый утренний рейс. Затем укладывает в чемодан все самое необходимое.
Ночь кажется бесконечной, как она ни коротка. Но и кажущиеся бесконечными ночи проходят.
Когда наутро господин надворный советник Штробль в сопровождении Пеперля подходит к дому на Ротентурмштрассе, у подъезда как раз останавливается такси.
Из машины выскакивает маленькая девочка, и Пеперль как безумный кидается к ней! Он лает, он вертится волчком, скулит от восторга, прыгает на нее!
— Привет, Пеперль! Здравствуйте, господин надворный советник!
Господин надворный советник от изумления даже забывает поздороваться. И вдруг он, хоть и не так грациозно, как Пеперль, тоже подскакивает к девочке и кричит во весь голос:
— Ты что, совсем рехнулась? Немедленно отправляйся в постель!
Луиза и собака скрываются в подъезде.
Из машины выходит молодая женщина.
— Она себя уморит, эта девчонка! — возмущенно кричит господин надворный советник.
— Это не та девочка, — любезно объясняет молодая женщина. — Это ее сестра.
Рези открывает входную дверь. На пороге запыхавшийся Пеперль и девочка.
— Привет, Рези! — кричит девочка и вместе с собакой бросается в детскую. Экономка обалдело смотрит ей вслед и только крестится.
Затем по лестнице, кряхтя, поднимается старый господин Штробль. Он идет вместе с красивой, как картинка, женщиной, которая несет чемодан.
— Как здоровье Лоттхен? — торопливо спрашивает женщина.
— Получше вроде бы, — отвечает Рези. — Пойдемте, я вас к ней провожу.
— Спасибо, я сама найду!
И вот уже незнакомка скрылась в детской.
— Когда вы хотя бы до некоторой степени оправитесь от потрясения, — с удовольствием говорит господин надворный советник, — может, вы будете столь любезны и поможете мне снять пальто. Но только не торопитесь!
Рези вздрагивает.
— Прощенья просим, — лопочет она.
— Ничего, сегодня с осмотром больной можно и повременить, — терпеливо успокаивает ее надворный советник.
— Мама! — шепчет Лотта, блестящими расширенными глазами глядя на мать, появившуюся как видение, как фея. Молодая женщина молча гладит горячую детскую руку. Затем опускается на колени возле кровати и крепко обнимает дрожащую девочку.
Луиза бросает быстрый взгляд на отца, стоящего у окна. Потом кидается поправлять у Лотты подушки, взбивает их, переворачивает, одергивает простыни. Теперь она хозяюшка! Ведь за это время она так многому научилась! Господин капельмейстер украдкой, искоса, наблюдает за всеми тремя. За матерью и ее детьми. Но ведь это и его дети! А молодая мать когда-то даже была его юной женой! Канувшие в прошлое дни, забытые часы всплывают в его памяти. Давно, давно это было… Пеперль, словно громом пораженный, лежит в изножье кровати и переводит взгляд с одной девочки на другую. Даже черный лакированный носик нерешительно дергается то в одну, то в другую сторону, точно Пеперль не знает, как ему быть. Подумать только, милую, любящую детей собаку повергнуть в такое смущение! И тут раздается стук в дверь!
