— О Боже, отойди, от тебя смердит!
Питер завилял хвостом. Андерсон села. Проведя рукой по левой
щеке, она обнаружила на пальцах кровь и выругалась.
— Очень мило, — с этими словами она поискала причину своего
падения, ожидая увидеть корень дерева или булыжник.
То, что она увидела, блеснуло подобно металлу.
Она коснулась странного предмета пальцем, смахивая хвою.
— Что это? — спросила она Питера.
Пес обнюхал предмет, а потом вдруг словно взбесился. Он
отскочил от находки на пару шагов, сел на землю и протяжно завыл.
— В чем дело? — сердито прикрикнула Андерсон, но собака не
унималась. Андерсон подползла поближе к странному предмету, стараясь получше
рассмотреть его.
Предмет на три дюйма выступал из земли — немудрено, что она
споткнулась! Первой ее мыслью было, что поселенцы, пришедшие на эту землю в
двадцатых-тридцатых годах, помечали таким образом места своего пребывания.
Металлический бидон, — подумала она. — Из тех, в которых
носят суп. Потом до нее дошло, что никто не стал бы изготовлять бидон из
какого-то сверхпрочного металла. Этот же предмет был прочным, как скала. Она не
оставила на нем ни малейшей вмятины. Может быть, это часть какого-нибудь
снаряжения лесорубов?
Заинтригованная, она придвинулась ближе, не замечая при
этом, что Питер вскочил, отбежал еще на несколько шагов и вновь уселся.
Металл потемнел от времени и утратил свойственный железу
блеск. Да и на бидон при более тщательном рассмотрении он походил мало — всего
четверть фута высотой. Андерсон вновь коснулась пальцем его верхушки и внезапно
ощутила слабую вибрацию.
Она убрала палец и озадаченно взглянула на странный предмет.
Вновь коснулась.
Ничего. Никакого эффекта.
Она попыталась высвободить предмет из земли. Черт, он не
поддается! Он упирается! — или это ей только кажется? Позже она расскажет Джиму
Гарднеру, как за столько лет не замечала этой штуковины, трижды в день проходя
мимо нее.
Она разгребла пальцами землю — лесная земля всегда очень
мягка, а тут еще и дожди помогли. Однако странный предмет словно продолжал
врастать в землю. Андерсон встала на колени и изо всех сил потянула его. Без
изменений.
Она заработала руками, как бульдозером, — и вот перед ней
шесть дюймов темного металла… десять… целый фут…
Это машина, или грузовик, или прицеп, — внезапно пришло ей в
голову? Но почему именно здесь?
Впрочем, ничего удивительного. Ей уже приходилось находить в
лесу достаточно странные вещи — бочки пива, бронзовые подсвечники, всякую
всячину. Почему бы и этому предмету не оказаться каким-нибудь рефрижератором?
Все может быть!
Однако крепко же он врос в землю! Пальцы ее наткнулись на
камень, однако предмет, казалось, врос и в него, уходя далеко вниз.
Питер взвизгнул.
Взглянув на собаку, Андерсон встала. Колени ныли. Она
стряхнула приставшую к одежде хвою и взглянула на часы. О, она потратила на
свои раскопки уйму времени — больше часа! Уже четверть пятого!
— Пошли, Пит, — позвала она. — Хватит заниматься ерундой.
Питер вновь взвизгнул, не трогаясь с места. Внезапно
Андерсон увидела, что его бьет дрожь, как при лихорадке. Она никогда не слыхала
до сих пор, что у собак бывает лихорадка, но решила, что у старых животных все
возможно. На мгновение заколебавшись, она отбросила сомнения и подошла к псу.
Присев перед ним на корточки, она взяла его морду в ладони, ощущая, как собака
дрожит.
— Что с тобой, мальчик? — прошептала она, хотя ответ был
вполне ясен. Здоровый глаз Питера неотрывно смотрел на предмет, торчащий из
земли у нее за спиной. Потом собака перевела взгляд на хозяйку, словно говоря:
«Нужно быстро сматывать удочки, Бобби! Эта штука нравится мне почти так же, как
твоя сестра!»
— Ладно, — с трудом проронила Андерсон.
Питеру оно не нравится. Мне тоже.
— Пошли, — она решительно шагнула на тропинку. Питер с
готовностью последовал за ней.
Они уже были на тропинке, когда Андерсон, как жена Лота,
оглянулась. Ей удалось заметить две вещи. Во-первых, предмет вовсе не врос в
землю, как ей сперва показалось. Он просто выступал из нее, вот и все.
Во-вторых, он напоминал тарелку — не ту тарелку, с которой едят, а плоскую
металлическую тарелку или…
Питер залаял.
— Хорошо, — кивнула Андерсон. — Я слышу тебя. Пошли.
Пошли… и пусть все это катится к…
Она шла по тропинке за Питером, наслаждаясь мягкими лучами
летнего солнышка. Ведь это первый по-настоящему летний денек, разве не так?
День летнего солнцестояния. Самый длинный день в году. Она отогнала муху и
улыбнулась. Летом в Хейвене хорошо. Самое лучшее времечко. Да и вообще Хейвен —
лучшее место на земном шаре. Когда-то Андерсон верила, что проведет здесь
только некоторое время, необходимое, чтобы отойти от юношеских потрясений, от
своей сестры и внезапного ничем не мотивированного ухода (Анна называла это
капитуляцией) из колледжа, но некоторое время обратилось сперва пятью, потом
десятью годами, те в свою очередь затянулись до тринадцати — и так далее. Питер
состарился здесь, а в ее черных как смоль волосах начала поблескивать седина.
Ей пришло в голову, что она могла бы провести в Хейвене всю
оставшуюся жизнь, лишь посещая раз в два-три года своего нью-йоркского
издателя. Город поглотил меня. Это место поглотило меня. Эта земля поглотила
меня. И это вовсе не самое плохое. Во всяком случае, не хуже многого другого.
Похоже на тарелку. На металлическую тарелку.
Сорвав ветку, она отогнала ею назойливую муху. Муха кружила
вокруг головы… а в голове, подобно мухе, неотвязно крутилась мысль, которую она
также не могла отогнать от себя.
Проклятая штука на мгновение завибрировала под моими
пальцами. Я чувствовала это. А потом вибрация прекратилась. Что в земле может
вибрировать подобным образом? Трудно сказать. Возможно…
Возможно, это была вибрация на уровне психики. Андерсон не
слишком верила в подобные штучки, но никакого другого объяснения не было.
По-видимому, ее мозг послал ей какой-то подсознательный сигнал, который
выразился в тактильном ощущении. Питер, конечно, тоже почувствовал что-то в
этом роде, ведь старый бигль не захотел подходить к предмету.
Забыть.
И она забыла.
Но ненадолго.
Ночью поднялся сильный ветер, и вышедшая на крыльцо покурить
Андерсон прислушивалась к его шуму и свисту. Раньше — еще год назад — Питер
обязательно присоединился бы к ней, но сейчас он не тронулся с места,
свернувшись калачиком на своей подстилке.
