— В «Дейли Ньюс» есть парень, Давид Брайт, который написал
об этом Смите большую заметку, — говорил бармен.
Ив нашел Брайта и попросил о встрече. Он не собирался
рассказывать ему всю историю, сказал только, что хотел бы поделиться услышанной
им сказкой, в которой кое-чего не понимает.
Брайт, похоже, заинтересовался. Более того, его голос внушал
доверие. Он спросил, когда Ив хотел бы встретиться с ним, и тот предложил не
откладывать и сделать это в тот же вечер.
Он так готовился к этой встрече, так боялся, что Брайт не
поверит ему! И, кажется, так и произошло. Когда Ив замолчал, Брайт, не глядя на
него, покусывал карандаш. У него были добрые глаза, но он явно считал, что Ив
немного не в себе.
— Мистер Хиллмен, все это очень интересно, но…
— Ладно, пустяки, — Ив встал и резко оттолкнул от себя стул
на котором сидел. Он устал что-либо доказывать; все равно этот парень не
поверит, даже не стоит и пытаться. — Неважно; да и поздно уже. Думаю, вы
спешите домой, к семье.
— Мистер Хиллмен, если бы вы встали на мое место, вы бы
поняли, что…
— Я могу встать на ваше место. Вначале это было и мое место.
Прошу простить меня, мистер Брайт, но я устал, и если вы не возражаете… Жаль,
что отнял у вас время.
Он быстрым шагом вышел из кафе, где они встретились, и
направился в сторону госпиталя. Нет, больше он не будет пытаться рассказывать
людям о том, что произошло в Хейвене! Он стар, и ему все равно никто не
поверит.
Да и кому это нужно?
Он пребывал в этом настроении пятьдесят шесть часов, пока
ему на глаза не попалась заметка в газете. Исчезли двое полицейских.
Расследование этого происшествия возглавляет офицер по фамилии Дуган. Ив
вспомнил, что Дуган был хорошо знаком с Руфью Мак-Косленд. Слишком со многими
она была хорошо знакома, черт побери!
Две заметки полностью разбили все его надежды на то, что в
Хейвене скоро все утрясется.
Хейвен стал змеиным гнездом, и теперь змеи начинают жалить.
Мне удалось избежать этого. Но что я могу сделать! Как противостоять? Как
объяснить всем этим болванам очевидные вещи, если они ничего не желают знать?
Как, если я ничего не видел своими глазами? Целый город катится под откос, а
никто не хочет этого замечать!
Он вновь и вновь перечитывал заметки. Перед его глазами
стояла Руфь, такая, какую он оставил ее, уезжая с Хилли из города. Ее глаза,
внимательно смотрящие на него… Глаза, в которых написано: я прекрасно знаю, что
мне предстоит умереть. И вот она умерла.
Ты могла бы поехать с нами, Руфь.
Ив, я не могу… Пойми меня правильно.
Если бы она уехала с ними в Дерри, она могла бы избежать
опасности… и тогда подтвердила бы все его слова. Он пытался связаться с
Хейвеном по телефону, пытался трижды… но оператор сказал, что на линии,
очевидно, повреждение, и пусть он попытается позвонить еще раз попозже. Он
понял, что связаться с Хейвеном не удастся.
Глядя на спящего Хилли, он вспомнил слово, которым один из
докторов охарактеризовал его состояние, — аутизм. Ив знал, что означает это
слово. И аутизм, и кома — только слова. Самое ужасное, что Хилли спит, и его
невозможно разбудить.
Хороши же его родители! Ни Брайен, ни Мэри так ни разу и не
поинтересовались самочувствием своего старшего сына.
Несколько раз Хилли осматривал детский психоневролог,
пытаясь понять, что же происходит с мальчиком. Во время одного из осмотров
Хилли вдруг прошептал: «Джонатан». Это было среднее имя Давида.
Вот и сейчас мальчик спал беспробудным сном. Иногда он
открывал глаза, будто бы глядя на Ива или медсестру, но когда они пытались
заговорить с ним, он только улыбался бессмысленной улыбкой и закрывал глаза, и
засыпал вновь.
Он напоминал заколдованного мальчика из сказки, и только
капельница да экран кардиографа нарушали иллюзию.
Хилли делали рентгеновский снимок коры головного мозга. На
снимке была отчетливо видна какая-то пластинка, расположенная ближе к темени.
Психоневролог поинтересовался, что по этому поводу думает Ив.
— Мне кажется, это какой-то дефект пленки, — сказал старик.
— Не думаю.
— Почему?
— Потому что тень, которую отбрасывает пластинка, слишком
велика. Странно, что мальчик вообще до сих пор жив.
— Да, особенно если учесть, что вы до сих пор не смогли
определить причину его плохого состояния.
— Мы ни на минуту не прекращаем исследования, — ответил
психоневролог, неловко глядя в сторону. — Мне хотелось бы побеседовать с
родителями мальчика.
— Они разыскивают своего пропавшего младшего сына.
— И все же позвоните им. Возможно, я сумею помочь им в их
поисках.
Приезжали родители, но никто не смог им помочь. Они были
очень странными; они уже «превратились». Психоневролог тоже это почувствовал и
не слишком хотел вступать с ними в контакт. Ив едва удержался, чтобы вообще не
выскочить из комнаты. Он не хотел видеть их странные пустые глаза. Женщина в
голубой блузке не была его дочерью, хотя внешне и напоминала ее. Это уже не
Мэри. Большая часть Мэри умерла, а то, что осталось, продолжало умирать.
Больше психоневролог не просил их приглашать.
С тех пор Хилли осматривали дважды. Второй раз пришелся на
субботу, когда городской зал Хейвена взлетел на воздух.
— Чем они кормили его? — внезапно спросил врач Ива.
Вопрос застал старика врасплох.
— Что?
— Чем они кормили его?
— Ну конечно обычной едой.
— Сомневаюсь.
— Напрасно. Он вырос у меня на глазах. А почему вы
спрашиваете?
— Потому что у него выпали десять зубов, — резко ответил
врач.
Ив потирал скрюченную артритом ногу и думал:
Что ты собираешься делать, старина? Давид пропал, и лучше
было бы, если бы он на самом деле умер.
Да. Так было бы намного проще. Печальнее, но проще. Но Ив не
верил в такое простое решение проблемы. Давид наверняка жив. Он пропал, он в
опасности, но его еще можно спасти. Если… Если бы удалось заставить свой мозг
кое-что сделать. Если бы удалось заставить его сделать то, что нужно! Ведь
промедление, опасное всегда, сейчас вдвое опаснее!
В понедельник вечером, очнувшись от дремоты (он задремал у
постели Хилли), он встал, наклонился к самому лицу лежащего мальчика и в первый
раз за все время окликнул его:
