(не нужно, чтобы Мэри знала: она еще не зашла в своем «превращении»
достаточно далеко, и не стоит ее расстраивать.) Шестерка огляделась вокруг,
глаза всех присутствующих округлились. Этот голос, слабый, но ясный, не
принадлежал никому из них. Он принадлежал Бобби Андерсон.
— Бобби! — воскликнул Хэйзел. — Бобби, с тобой все в
порядке? Как ты там?
Никакого ответа.
Бобби исчезла, в воздухе не осталось даже тени ее
присутствия. Они растерянно смотрели друг на друга, изучая реакцию каждого из
них на случившееся. Если бы они были сейчас не вместе, а поодиночке, можно было
подумать, что голос Бобби — галлюцинация.
Ну, и как же мы скроем это от Мэри? — спросил Дик Аллисон
почти сердито. — Мы не можем скрыть ничего ни от кого.
Ты не прав, — вмешался Ньют. — Можем. Не очень хорошо,
наверное, но все же можем. Можем скрыть свои мысли, потому что (потому что мы
были) (были там) (были в сарае) (в сарае Бобби) (там мы научились слышать
мысли) (и начали «превращаться») И понимание возникло между ними.
Мы должны вернуться немного назад, — сказал Эдли Мак-Кин. —
Вернуться немного в прошлое.
— Да, — ответил Киль. — Мы так и сделаем.
Это были первые сказанные вслух слова, и они положили конец
их беседе.
Среда, 3 августа.
В этот день Энди Бозмен сменил у корабля Эндерса. Воистину
ни один из хейвенцев не мог проработать там больше двух дней. Другое дело —
Гарднер. Его ни разу не потребовалось сменить. Казалось, он обладает каким-то
повышенным иммунитетом к воздействию, оказываемому кораблем. Он мог делать что
захочет и когда захочет, и никто не мог его остановить по той простой причине,
что никто не мог узнать о его планах.
Бозмен почти желал смерти Бобби, потому что тогда они могли
бы избавиться от Гарднера. Это, конечно, оттянуло бы для хейвенцев окончание
работы, но они бы освобождено вздохнули.
И этот тип еще постоянно подчеркивает разницу между собой и
всеми остальными!
— Смотри, Боззи, — сказал он сегодня, хотя Бозмен уже
предупреждал его, что не любит, когда его зовут Боззи, — в чем отличие между
мной и тобой: я не отмораживаюсь так, как ты. И я не боюсь…
— Какая разница, боюсь я или не боюсь, если мы копаем вместе
с тобой? И заметь, я не требую за свою работу никакой награды. И прошу тебя, не
называй меня Боззи!
Гарднер с иронией посмотрел на него:
— Да, я знаю, что тебе это не нравится.
Они как раз обходили корабль кругом. Горы земли возвышались
по краям выкопанной ямы, образуя крутые склоны.
— Что ж, давай… — начал Бозмен.
Гарднер дернул его за руку:
— Шшшшшшш…
— Что такое?
— Разве ты не слышишь?
— Что я…
И тут он услышал. Свистящий звук, как будто где-то рядом
закипел чайник со свистком. Бозмена обуял ужас.
— Это они, — прошептал он и повернулся к Гарду. Его губы
дрожали. — Они не умерли, мы их разбудили… они выходят наружу!
— Явление Христа народу, — некстати пошутил Гарднер.
Свист усиливался, постепенно перерастая в гром. Силы
оставляли Энди, и он упал на колени.
— Это они, это они, это они, — бормотал он.
Гарднер рывком поднял его на ноги.
— Это не призраки, — сказал он. — Это вода.
— Что? — Бозмен непонимающе смотрел на него.
— Вода! — повторил Гарднер.
И тут из ямы фонтаном брызнули струи воды, размывая
свежевыкопанную землю.
— Вода, — слабым голосом повторил Энди. Он не мог этого
осмыслить.
Гарднер ничего не ответил. Вода устремилась к небу, и в ее
брызгах заиграла радуга. И еще он увидел в струях воды какие-то светящиеся
полосы.
Это она, — подумал Гарднер, — это радиация. Она исходит от
корабля. И я ее вижу! О Боже…
Внезапно земля под его ногами покачнулась. Вода заканчивала
свою разрушительную работу, размывая остатки скалистой почвы. Напор ее
становился все слабее, затем она и вовсе прекратила поступать из ямы. Радуга
погасла.
Гарднер увидел, что теперь корабль полностью освободился от
удерживающей его скалы. И он начал двигаться. Он двигался так медленно, что это
можно было считать игрой воображения, но все это происходило на самом деле.
Двигался корабль, двигалась тень, отбрасываемая им; гигантское судно бесшумно
устремлялось к небу, наконец освобожденное…
И он хотел этого. Боже! Хорошо это или плохо, но он хотел
этого!
Гарднер почесал в затылке, как бы обдумывая происходящее.
— Пойдем, — позвал он. — Пойдем, посмотрим!
И, не оглядываясь, он начал взбираться на холм.
Через секунду к нему присоединился Энди Бозмен. На его лице
было написано разочарование.
— Все напрасно! — стонал он.
— Почему же, Боззи? Разве тебе не нравится…
— Заткнись! — заорал на него Энди. — Заткнись! Я ненавижу
тебя!
Гарднер был близок к истерике. Он взобрался наверх и сел
прямо на землю. Он думал о том, как эта штука столько столетий простояла,
удерживаемая столь легко преодолимой преградой. Потом он вдруг начал смеяться.
И даже когда Энди Бозмен вскарабкался наверх и ударил его кулаком в лицо,
отчего Гард упал на землю, он не мог остановить этот смех.
Четверг, 4 августа.
Наступило утро, но до сих пор никто из хейвенцев не
показывался. Приложив носовой платок к разбитому лицу, Гард решительно
направился к стоящему во дворе Бобби грузовичку.
Ночью они опять приезжали, на этот раз на «кадиллаке»
Арчинбурга, и заседали в сарае. Он видел, как они приехали и заходили туда.
Когда кто-то из них закрыл дверь, Гард заметил сияющий зеленый свет, струящийся
изнутри. Они зашли, забыв прикрыть за собой двери. Сейчас они были самыми
сияющими людьми во всем штате Мэн, хотя и не могли видеть себя со стороны.
Интересно, — думал Гард, — может быть, когда они входят
внутрь, они подвергаются какому-то воздействию, вызывающему экзальтацию?
Что с того, что я видел, как они входят туда? Ведь я так и
не знаю, чем они там занимаются.
Он услышал шум подъезжающего грузовичка. Мотор заглох, и из
кабины вылез человек. Он был незнаком Гарднеру. Тремейн, Эндерс, Бозмен… теперь
еще вот этот.
