Внезапно она почувствовала, что у нее кровоточат десны.
Капельки крови выступили в уголке рта.
Дорога была достаточно просторной и пустынной. Казалось,
Хейвен дремлет, убаюканный ласковым утренним солнышком. Отсутствие машин на
дороге радовало Анну, не любившую пробки и толчею.
Ее увидел молодой Эшли Рувелл, и тут же в его мозгу возникла
информация, которую уловил Джастин Хард: она подъезжает.
(дама, в машине дама, и я не слышу, о чем она думает) Сотня
голосов одновременно ответили ему.
(мы знаем, Эшли, все в порядке… тссс… тссс…) И Эшли
улыбнулся, обнажив в улыбке беззубый рот.
У нее урчало в животе.
Ее тошнило.
Ей хотелось выйти из машины и лечь прямо на землю у обочины
дороги.
Может быть, это потому, что она забыла позавтракать? А может
быть, виноват вчерашний ужин? Так и есть, мерзавец официант решил отравить ее!
Я могу умереть… о Боже, наверное, я уже умираю. Но если я не
умру, то подам в суд на этого мерзавца! Я устрою ему такую жизнь, что он
пожалеет, что родился на свет!
Эта мысль придала Анне силы. Она подъезжала к усадьбе, где
на почтовом ящике было начертано: АНДЕРСОН. Внезапно ей в голову закралась
ужасная мысль. Предположим, Бобби написала свое имя на чужом почтовом ящике,
надеясь, что она, Анна, поверит и попадет в дом к чужим людям…
Но нет, там было написано: Р.АНДЕРСОН. И потом, именно этот
двор был изображен на фотографиях, которые присылала как-то матери Бобби. Анна
узнала его. Усадьба покойного дяди Френка. Ферма старого Гаррика. У ворот
припаркован голубой грузовичок. Место было тем самым, но каким-то другим было
освещение. Это немного смутило ее, и она с удивлением обнаружила в себе нечто
напоминающее страх.
Освещение.
Странное освещение.
Ее прошиб пот, и на светлом платье образовались темные
влажные пятна.
Странное освещение.
Как будто бы светит солнце…
Да нет, это, несомненно, был солнечный свет. Просто в его
лучах дом представился почему-то более ярким, чем был на самом деле. А может
быть, виной всему усталость после дороги. Или…
Почему по пути ей не встретилась ни одна машина? Почему
трасса была такой пустынной? Хейвен, конечно, небольшой городишко, но…
Что же происходит в этом городишке?
Страх. Незнакомый ей страх. К черту страх!
Она въехала во двор.
Анне приходилось раньше дважды встречаться с Джимом
Гарднером. Она бы никогда не забыла его лица. Но сейчас она с трудом узнала
Великого Поэта, хотя была уверена, что по одному запаху почует его за сорок
ярдов. Человек, который сидел на краю гамака с бутылкой виски в кармане, никак
не напоминал того Гарднера, которого она видела прежде. Он был давно небрит, на
нем болталась совершенно грязная рубашка. Его глаза налились кровью. Хотя Анна
и не могла этого знать, Гард находился сейчас в том состоянии, в котором
пребывал все последние дни после того, как обнаружил на платье Бобби собачью
шерсть.
Он увидел въезжающий во двор автомобиль, но не выразил ни
малейшего удивления. Он бросил взгляд на вылезающую из машины женщину и
отвернулся.
Ох, — думал он. — Птица, самолет, теперь эта Суперсука.
Семья воссоединяется!
Анна захлопнула за собой дверцу. Она на мгновение
задержалась возле машины, и Гард успел оценить ее сходство с Бобби. И еще она
напоминала ему почему-то Рона Каммингса, и Гард попытался представить, как Рон
вразвалку идет через комнату.
Анна пересекла двор и подошла к крыльцу. Гард прочитал на ее
лице раздражение, улыбнулся, отхлебнул немного виски и сказал:
— Привет, Сисси. Добро пожаловать в Хейвен. Советую тебе как
можно скорее бежать отсюда без оглядки.
Она сделал два шага и, споткнувшись, упала на одно колено.
Гарднер протянул ей руку, но она сделала вид, что не заметила этого.
— Где Бобби?
— Ты не слишком хорошо выглядишь, — отозвался Гард. — В
последние дни Хейвен плохо влияет на людей.
— Я в порядке, — отрезала она. — Где она?
Гарднер мотнул головой по направлению к дому. Из окна
доносился шум воды.
— Душ. Мы весь день работаем в лесу, и сейчас Бобби
принимает душ. Ей, понимаешь ли, хочется смыть с себя грязь. — Он вновь
приложился к горлышку. — А вот я верю в простейшие методы дезинфекции. Проще и
приятнее.
— От тебя смердит, как от свиньи, — процедила Анна и сделала
шаг по направлению к дому.
— Когда ты пробудешь здесь несколько дней, дорогая, ты
будешь пахнуть не лучше.
Не стоит обращать на него внимания, — подумала Анна. — Он
совершенно пьян. Был бы он трезв, никогда не посмел бы разговаривать с ней
таким тоном.
Она услышала, как выключился душ.
— Я приехала, чтобы увезти Бобби домой.
Тишина.
Ни шороха.
— Хочу дать тебе совет, сестрица Анна…
— Избавь меня, пожалуйста, от твоих советов! Я не желаю
выслушивать советы алкоголиков.
— И все же послушай меня. Уезжай. Прямо сейчас. Это не самое
лучшее место на земле в последнее время.
В его глазах было что-то такое, что смутило ее. Ей внезапно
захотелось сесть в машину и…
Но это не соответствовало натуре Анны. Если она что-нибудь
решила, то должна была обязательно добиться желаемого. Такова она была, и ничто
не могло ее изменить.
— Что ж, — сказала она. — Ты дал мне совет, и я тоже позволю
дать тебе совет. Тебе было бы лучше проветриться и не мешать мне разговаривать
с Бобби. Это наше семейное дело, и я не хочу, чтобы в него вмешивались
посторонние.
— Анна… Сисси… Поверь, Бобби уже не та, какой ты ее знаешь.
Она…
— Пойди и прогуляйся, — повторила Анна и вошла в дом.
Окна были открыты, но шторы задернуты. И запах. Анна
шмыгнула носом: пахло, как в обезьяньем питомнике. От Великого Поэта еще можно
было ожидать этого, но от ее сестры…
Свинарник. Настоящий свинарник.
— Привет, Сисси.
Она оглянулась. В первое мгновение ей показалось, что перед
ней возникла тень Бобби. Анна всмотрелась и…
Она увидела грязный распахнутый халат, брызги на полу и
поняла, что Бобби только что вышла из душа. Что-то было неправильное в стоящей
в дверном проеме сестре.
