— А вы, бабушка, видели какой-нибудь сон? расскажите. Теперь ваша очередь! — обратился к ней Райский.
— Стану я пустяки болтать!
— Расскажите, бабушка! — пристала и Марфенька.
— Бабушка, позвольте, я расскажу за вас, что вы видели? — вызвался Викентьев.
— А ты почем знаешь бабушкины сны?
— Я угадаю.
— Ну, угадывай.
— Вам снилось, — начал он, — что мужики отвезли хлеб на базар,продали и пропили деньги. Это во-первых…
Все засмеялись.
— Какой отгадчик! — сказала бабушка.
— Во-вторых, что Яков, Егор, Прохор и Мотька, пьяные, забрались на сеновал, закурили трубки и наделали пожар…
— Типун тебе, право — болтун этакий! Поди, я уши надеру!
— В-третьих, что все девки и бабы, в один вечер, съели все варенье, яблоки, растаскали сахар, кофе…
Опять смех.
— Что Савелий до смерти убил Марину…
— Полно, тебе говорят!.. — унимала сердито Татьяна Марковна.
— И, наконец, — торопливо досказывао он, так что на зубах вскочил пузырь, — что земская плиция в деревне велела делать мостовую и тротуары, а в доме поставили роту солдат…
— Вот, я же тебя, я же тебя — на, на, на! — говорила бабушка, встав с места и поймав Викентьева за убо. — А еще жених — болтает вздор какой!
— А ловко, мастерски подобрал! — поощрял Райский.
Марфенька смеялась до слез, и даже Вера улыбалась. Бабушка села опять.
— Это вам только лезет в голову такая бестолочь! — сказала она.
— Видите же и вы какие-нибудь сны, бабушка? — заметил Райский.
— Вижу, да не такие безобразные и страшные, как вы все.
— Ну, что, например, видели сегодня?
Бабушка стала припоминать.
— Видела что-то, постойте… Да: поле видела, на нем будто лежит… снег.
— А еще? — спросил Райский.
— А на снегу щепка…
— И все?
— Чего ж еще? И слава богу, кричать и метаться не нужно!
ХХII
Весь день все просидели, как мокрые куры, рано разошлись и легли спать. В десять часов вечера все умолкло в доме. Между тем дождь перестал, Райский надел пальто, пошел пройтись около дома. Ворота были заперты, на улице стояла непроходимая грязь, и Райский пошел в сад.
Было тихо, кусты и деревья едва шевелились, с них капал дождь. Райский обошел раза три сад и прошел через огород, чтоб посмотреть, что делается в поле и на Волге.
Темнота. На горизонте скопились удалявшиеся облака, и только высоко над головой слабо мерцали кое-где звезды. Он вслушивался в эту тишину и всматривался в темноту, ничего не слыша и не видя.
Направо туман; левее черным пятном лежала деревня, дальше безразличной массой стлались поля. Он дохнул в себя раза два сырого воздуха и чихнул.
Вдруг он услышал, что в старом доме отворяется окно. Он взглянул вверх, но окно, которое отворилось, выходило не к саду, а в поле, и он поспешил в беседку из акаций, перепрыгнул через забор и попал в лужу, но остался на месте, не шевелясь.
— Это вы? — спросил шепотом кто-то из окна нижнего этажа, — конечно, Вера, потому что в старом доме никого, кроме ее, не было.
У Райского затряслись колени, однако он невнятным шепотом отвечал: «Я».
— Сегодня я не могла выйти — дождик шел целый день; завтра приходите туда же в десять часов… Уйдите скорее, кто-то идет!
Окно тихо затворилось. Райский все стоял.
«Куда „туда же“! — спрашивал он мучительно себя, проклиная чьи-то шаги, помешавшие услышать продолжение разговора. — Боже! так это правда: тайна есть (а он все не верил) — письмо на синей бумаге — не сон! Свидания! Вот она, таинственная „Ночь“! А мне проповедовала о нравственности!»
Он пошел навстречу maman.
— Кто тут! — громко закричал голос, и с этим вопросом идущий навстречу начал колотить что есть мочи в доску.
— Ну тебя к черту! — с досадой сказал Райский, отталкивая Савелья, который торопливо подошел к нему. — Давно ли ты стал дом стеречь?
— Барыня приказали, — отвечал Савелий, — мошенники в здешних местах есть… беглые… тоже из бурлаков ходят шалить…
— Врешь все! — с досадой продолжал Райский, — ты подглядываешь за Мариной: это… скверно, — хотел он сказать, но не договорил и пошел.
— Позвольте о Марине слово молвить! — остановил его Савелий.
— Ну?
— Нельзя ли ее в полицию отправить?
— Ты с ума сошел, — сказал Райский, уходя. Савелий за ним.
— Сделайте божескую милость, — говорил он, хоть в Сибирь сошлите ее!
Райский погружен был в свой новый «вопрос» о разговоре Веры из окна и продолжал идти.
— Или хоша в рабочий дом — на всю жисть… — говорил Савелий, не отставая от него.
— За что? — спросил вдруг Райский, остановившись.
— Да опять того… почтальон ходит все… Плетьми бы приказали ее высечь…
— Тебя! — сказал Райский, — чтоб ты не дрался…
— Воля ваша!
— Да не подсматривал! это… скверно… — сквозь зубы проговорил он, взглянув на окно Веры.
Он ушел, а Савелий неистово застучал в доску.
Райский почти не спал целую ночь и на другой день явился в кабинет бабушки с сухими и горячими глазами. День был ясный. Все собрались к чаю. Вера весело поздоровалась с ним. Он лихорадочно пожал ей руку и пристально поглядел ей в глаза. Она — ничего, ясна и покойна…
— Как ты кокетливо одета сегодня! — сказал он.
— Вы находите простенькую палевую блузу кокетливой?
— А пунцовая лента, а прическа, с длинной, небрежно брошенной прядью волос на плечо, а пояс с этим изящным бантом, ботинки, прошитые пунцовым шелком! У тебя бездна вкуса, Вера, я восхищаюсь!
— Очень рада, что нравлюсь вам; только вы как-то странно восхищаетесь. Скажите, отчего?
— Хорошо, скажу, пойдем гулять.
— Когда?
— В десять часов.
Она быстро и подозрительно взглянула на него. Он заметил этот взгляд.
«Напрасно я сказал так определительно — в десягь часов, — подумал он, — надо бы было сказать часов в десять… Она догадалась…
— Хорошо, пойдемте! — согласилась она, подумавши, — теперь еще рано, нет десяти часов.
Она села в угол и молчала, избегая его взглядов и не отвечая на вопросы. В исходе десятого она взяла рабочую корзинку, зонтик и сделала ему знак идти за собой.
Они шли молча по аллее от дома, свернули в другую, прошли сад, наконец остановились у обрыва. Тут была лавка. Они сели.
