Саша очнулся на дворе комендатуры, когда ему на голову выплеснули ведро ледяной воды.
Кругом белел снег. В черном небе холодно поблескивали звезды. Увидев, что Саша зашевелился, полицай пнул его ногой в бок.
— Очухался? — спросил он.
Сашу заставили подняться и под руки приволокли в подвал с низким, сырым сводчатым потолком.
Остаток ночи Саша провел в полузабытьи, скорчившись на связке соломы.
Он плохо соображал, где находится и что с ним произошло. Было очень холодно, так холодно, как никогда еще в жизни. Смутно, забываясь тяжелым сном, он видел мать, братишку, отца, партизан… Кто-то толкал его ногой и грубым, хриплым голосом что-то спрашивал. Может быть, приходили тюремщики?.. Саша окончательно пришел в себя только утром, когда в подвал пробился тусклый рассвет.
Днем его опять вывели на допрос. Обратно снова приволокли избитого, окровавленного.
— Упрямый… — говорили полицаи, тяжело отдуваясь и с удивлением поглядывая на худощавого юношу, проявлявшего непонятное им упорство.
И хотя ныло и болело избитое тело, Саша не терял надежды. Он все время настойчиво думал о побеге, в то же время не представляя себе ясно, что он может сделать, находясь в подвале.
Вернувшись из Песковатского, Наташа всю ночь не могла заснуть. Утром, как только рассвело, она побежала к Васе Гвоздеву, но ребят не оказалось. Они не ночевали дома.
Наташа, не зная, что предпринять, медленно пошла по площади мимо комендатуры, мимо обнесенного двумя рядами колючей проволоки подвала, возле которого расхаживал часовой, поеживаясь от холодного ветра.
Все кругом было серое, унылое: небо в клочковатых облаках, мокрые крыши домов, почерневшие от сырости заборы, покрытые жидкой грязью деревянные тротуары.
«Знают ли партизаны, что Шура схвачен?» — тоскливо думала Наташа. Теперь все мысли ее сосредоточились на партизанах. «Стоит только, — думала она, — разыскать их, сообщить, и тогда…» Тогда, казалось Наташе, все изменится…
Незаметно Наташа вышла на обрывистый берег реки и остановилась, глядя вдаль, на слегка запорошенные снегом поля, не замечая пронзительного северного ветра, продувавшего ее насквозь. Постояв, прошла к знакомой лужайке, где они, школьники, раньше играли в волейбол и где она совсем еще недавно встречалась с Сашей.
Наташа снова вернулась к комендатуре. Сердце ей подсказывало, что Саша находится здесь. И если бы не часовой, сердито цыкнувший на нее, Наташа долго стояла бы около этого страшного здания, на котором все еще висела безобидная вывеска «Аптека».
Дядя был дома один. Он беспокойно ходил по комнате из угла в угол и что-то бурчал про себя. По-прежнему угнетала его судьба Григория Штыкова. Гриша все еще держался. Сидел он в одиночке. Чем-либо помочь ему было невозможно.
— Тебе чего?.. — угрюмо спросил он, видя, что племянница стоит у двери и смотрит на него.
Наташа ласково, просительно заговорпла, пытаясь что-либо узнать про Сашу Чекалина:
— Ты все знаешь… Ты можешь помочь.
Ковалев, сморщившись, слушал.
— Не могу… Никак не могу… — почти со стоном закричал он.
Связь с партизанами после ареста Гриши Штыкова прервалась. Новому связному — девушке, заходившей к нему на дом, он так и объяснил и теперь ждал, что же предпримут партизаны. Не выдержав умоляющего голоса Наташи, схватил ватный пиджак, шапку и, на ходу одеваясь, ушел из дому.
Немного отдышавшись, Наташа снова выбежала на улицу. На этот раз ребята были дома.
Вместе с ними находился и Егор.
Выслушав взволнованный рассказ девушки о том, как взяли Сашу в Песковатском, ребята сразу же решили:
— Надо искать партизан.
— Но где искать их? — спросила Наташа. Долго ребята совещались.
— А что, если пойти в Песковатское? — предлагал Володя.
— А чего ты там узнаешь? — возражал Вася. Егор молчал.
— А что, если… в Батюшкове, у жены Тимофеева? — неуверенно произнес он.
Сразу Володя и Вася загорелись. Наташа тоже подняла голову. Споров больше не было. Сперва Егор хотел пойти вдвоем с Васей. Но Володя отговорил.
— Ты здесь, в городе, нужнее… — заявил он Егору.
Володя и Вася пошли в Батюшково. А Егор получил задание поговорить со своим отцом. На этом особенно настаивала Наташа, и долго молчавший Егор скрепя сердце сдался.
— Ладно… — сказал он, тяжело вздохнув. — Поговорю… — И сразу же заторопился домой.
Наташа побежала вслед провожать Егора. Если бы можно было, она с Егором пошла бы к Чугрею и стала бы умолять его помочь Саше.
— Может быть, твой отец согласится! — убеждала она Егора.
Но когда Егор вернулся домой, отец сидел мрачный. Он даже не захотел разговаривать с сыном.
— Явился? — только спросил он и снова ушел в комендатуру.
— В немилость впал у начальства. Вот и нервничает… — сообш, ила Егору мать, жалобно глядя на него и не понимая, радоваться ей или печалиться.
Егор уже слышал. Жадность отца, нечистого на руку, таскавшего к себе вещи из разгромленных, опустевших домов в городе, возбудила к нему неприязнь даже в комендатуре.
Напрасно Наташа надеялась. Вскоре, встретив Егора на улице, по его угрюмому лицу и насупленному взгляду поняла, что и у него ничего не получилось.
А Вася и Володя в это время бодро шагали в Батюшково. Однако в селе их ждало разочарование: семьи Тимофеева там уже не было. На калитке дома висел замок.
— Надо поспрошать у жителей… — решили ребята.
Они прошли вдоль села, но не встретили подходящего человека, с кем бы можно было поговорить о партизанах. Они прошли еще несколько километров, до следующей деревни. Но там находилась немецкая воинская часть. Улица была запружена легкими танками, грузовиками в огромных маскировочных чехлах. Ребята подошли к колодцу на краю деревни. Пожилая колхозница в сером армяке набирала воду, хмуро и пугливо озираясь по сторонам. Ребята осмелились — заговорили с ней о партизанах.
— На что вам партизаны? — сурово спросила женщина, нахмурив брови.
Ребята замялись, понимая, что так открыто им ничего не скажут о партизанах, если даже знают.
— Идите подальше отсюда и держите язык за зубами, — посоветовала женщина, смягчившись.
— Амба! — сказал Володя, безнадежно махнув рукой.
Ребята поплелись обратно в город. Найти партизан оказалось не так просто. Может быть, они и были совсем рядом, но кто мог об этом сказать?
— Завтра я разыщу партизан, — уверенно заявил Володя, когда они пришли домой и, не раздеваясь, легли отдохнуть. Возлагал он теперь все надежды на мать Мити Клевцова, наивно полагая, что она-то знает, где обосновались партизаны.
