– Доктор прав, – сказал Савин. – Но как бы
там ни было, зачем ты стрелял? Разве не было других средств? Газ, сети? Однако
ты взял автомат…
– А ты, когда стрелял там, где испугался Лохинвар?
Почему-то ты в первую очередь подумал о пистолете, хотя это мой инструмент, а
не твой.
– Но я же не знал, что там может оказаться!
– А я знал? Я что-нибудь, выходит, знал?
– Тихо! – рыкнул доктор Данвуди. – Ребята, я
конечно, понимаю, что искать конкретного виновника – профессиональная черта
журналистов и полицейских, но я не уверен, что есть конкретный виновник…
– Ладно, – сказал Лесли. – Конкретного виновника
нет, а убил его я. На этом и остановимся. Пишите подробный отчет, доктор.
– Разумеется, – прогудел доктор Данвуди. – На
вашем месте, Роб, я бы немедленно позвонил в Дублин, штаб-квартиру
Международной службы безопасности. Или сначала в их лондонское региональное.
– Буду соблюдать субординацию, – сказал
Лесли. – Утром позвоню начальству в Эдинбург, и пусть все идет своим
чередом… Спокойной ночи, доктор. Ты едешь, Кон?
Савин вышел следом за сержантом, сел в машину. Полицейских
там уже не было, но радио работало, выплескивая в ночь лазурные неаполитанские
синкопы. Они курили, слушали легкую, как дым костра, неуместную здесь музыку,
над крышами повисла круглая желтая луна, светилось окно больницы, и не существовало
Времени.
– Ты видел… корабль? – тихо спросил Савин.
Лесли промолчал так, что это было красноречивее слов.
Сигаретный дым, смешиваясь с музыкой, уплывал за окно.
– Почему ты не сказал раньше, куда плавал с ней?
– А что это изменило бы? – спросил Савин. –
Ты можешь ручаться, что не стал бы стрелять? Можешь ручаться?
– Нет… – сказал Лесли после короткого
молчания. – Называй меня как угодно – подонком, сволочью. Я застрелил
разумное существо неизвестно из какого измерения, верно. Но, господи… –
вырвалось у него едва ли не с мольбой. – Как ты не понимаешь – у меня
служба, нужно же как-то завершить это дело…
– Вот ты его и завершил. Глядишь, в лейтенанты
произведут.
– Замолчи! Если бы ты рассказал все раньше, я пошел бы
к Диане… да, черт возьми, я бы на коленях перед ней стоял, только бы она взяла
меня туда…
– И что? – спросил Савин. – Она все равно не
разрешила бы взять кинокамеру, а привезенные оттуда кубки или монеты
доказательством служить не могут. И Геспера ты арестовать не можешь, верно?
– Не могу, – сказал Лесли. – Даже если ты
напишешь заявление об имевших место с его стороны угрозах, кто мне даст санкцию
на арест? На арест главаря шайки контрабандистов, торгующих с иномерным
пространством… Мы снова перед глухой стеной, и даже то, что я сегодня убил…
Что ж, подумал Савин. Теперь, когда не нужно бояться за
Диану, фигур в игре осталось только две – он и Геспер. Лицом к лицу. И не нужно
никуда уезжать завтра, нужно выманить противника из укрытия, вызвать огонь на
себя…
– Поехали? – спросил он.
Лесли включил мотор, и машина рванулась вперед, в ночь.
День четвертый
В дверь барабанили громко и настойчиво – это и была
приснившаяся Савину пулеметная пальба. Чертыхнувшись, он рывком встал и,
промаргиваясь, пошел к двери, ночью он лег не раздеваясь, положив пистолет под
подушку; думал, что уже не уснет, но под утро сморило все же.
Замок щелкнул, словно взводимый затвор.
– Мистер Савин? Вам срочная.
Перед ним стояла очаровательная почтмейстерша. Савин
отпустил банальный комплимент, тут же забыл его, расписался и получил большой
синий конверт. Захлопнул дверь, вернулся к столу и только теперь проснулся
окончательно. На часах – двенадцать с половиной. Похоже, он проспал короткий
тихий дождь – крохотный газон под окном влажно поблескивал. Диана, вспомнил он.
Зверь – который не зверь. Автоматная очередь. Он скрючился на стуле, прижался
лбом к колену, пытаясь смять, погасить вставшее перед глазами видение – на всех
парусах уплывал в туман сказочный корабль, а с ним ответы на вопросы,
касавшиеся только его, такого восхитительно бронированного, такого,
оказывается, открытого для простых человеческих чувств. А скачка продолжалась,
гремели копыта, враг был настоящим, пули тяжелыми, цель не оправдывала средств,
но, безусловно, оправдывала усилия.
Он разорвал конверт, вытряхнул бланк фототелеграммы.
Размашистый знакомый почерк Рауля: «Приезжай немедленно, жду в Монгеруэлле,
кое-что прояснилось». Подписи не было.
Савин поднялся. Восторга он не чувствовал – отгорело. Он
спустился вниз, пробегая мимо конторки, ловко повесил на ходу ключ, выскочил на
крыльцо. Поежился, запахнул куртку. Обрывки серых облаков плыли над городком.
Он шагнул к «гарольду».
– Мистер Савин! Эй!
К нему вприпрыжку бежал второй законспирированный
полицейский агент – плащ расстегнут, шляпа едва держится на затылке. Четверо
горожан, стоявшие на углу, проводили его внимательными взглядами. Савин,
посмотрев на них, подумал, что впервые видит на улице такое скопление местных
жителей…
– Мистер Савин! – полицейский подбежал и схватил
его за рукав, словно боялся, что Савин задаст стрекача. – Я стучал, вы не
открыли, я думал, вы ушли… Роб…
Он захлебывался словами…
Сержант уголовной полиции Робин Лесли (двадцать пять лет,
холост, в политических партиях не состоял) застрелился на восходе солнца –
точнее не смог определить время рыбак, живший рядом с участком и услышавший
выстрел.
Рауль подождет, думал Савин, размашисто шагая рядом с
агентом, – тот был низенький, задыхался, семенил. Подождет Рауль, главное
решается здесь…
Улочки были безлюдны, но там и сям вдруг едва заметно
приподнимались занавески, и Савин чуял настороженные взгляды. Теперь и он верил
– они все знают что-то о тех странностях, что происходят в городке, но молчат,
притворяясь друг перед другом, что жизнь течет в русле извечной тривиальности.
Он был зол на них, но не решался тут же осудить, пригвоздить и заклеймить – на
них давили века фанатических страхов и заброшенной отдаленности. Все еще
давили. Вряд ли они способны, дай им полную волю, отправить на костер Диану и
выгнать камнями из города его, чужака, – это они оставили позади, но и от
страха перед Неизвестным так и не избавились. Нет, не мог он их судить, права
не имел, он всего лишь боялся меньше…
Немощеные улочки, старинные дома… Савин внимательно слушал
агента. Восстановить происшедшее оказалось не так уж и трудно. После того как
они вернулись в городок, Лесли пошел в участок. Сварил себе кофе, выпил немного
виски, много курил, писал письма. Когда взошло солнце, сел за стол и выстрелил
себе в висок из служебного пистолета марки «Конг», калибра 8,0.
Он не должен был поступать так, думал Савин, но он решил,
что именно так должен поступить, он не сбежал от трудностей, он просто не мог
жить с тем, что сделал…
