– Будем искать объезд? – спросила Алена.
– Да… – сказал Гай.
Весь юмор заключался в том, что нельзя было с уверенностью
сказать заранее, кто такой этот спрут. Он мог оказаться кем угодно.
Гай вышел из машины. Заметив его, спрут оживился и быстро
поплыл к нему.
– Гай, осторожнее! – крикнула Алена.
Щупальце, взвившись с быстротой лассо, обхватило ее и
выдернуло из машины, второе опутало Гая, тянуло в воду. Счастье еще, что
остальные почему-то не вступили в дело.
– Меня зовут Лизхен! – рычал спрут, щелкая
клювом. – Я гимназистка, мне семнадцать лет, и у меня нет друзей! Ты
будешь моим любовником, а девчонку мы утопим, я страшно ревнива!
Нечеловеческим усилием Гай высвободил руку с пистолетом и
открыл огонь, но вот и обойма кончилась, а спруту все было нипочем, как слону
дробина.
Спас их «роллс» – он отважно бросился в драку, с маху
откусил схватившее Алену щупальце, потом разделался с тем, что держало Гая,
прицелился как следует и угодил спруту меж глаз запасным колесом. Дожидаться,
пока оглушенный спрут очнется, они не стали, вскочили в машину и помчались
прочь.
– Ну, спасибо, дружище… – сказал Гай, потирая
плечо.
– А, чего там… – беззаботно отозвался
«роллс». – Вот, слушайте: лежат в луже два вдрызг пьяных упыря, а мимо шагает
певичка из ночного кабаре, тоже под газом…
11. Три кварка
Граница Круга открылась неожиданно – «роллс-ройс» обогнул
холм, и они увидели, что в обе стороны, насколько хватает взгляда, тянется
выложенная красным кирпичом полоса, а над ней стоит странный волокнистый туман.
– Только давайте пешком, ребята, ладно? – сказал
«роллс». – Делов-то – два километра. А мне там делать нечего.
Гай остановился у кромки кирпичного пояса и неотрывно
смотрел в туман. Его била нервная дрожь, хотелось кричать. Казалось, что не
пятнадцать дней, а миллион лет прошло с той поры, как вертолет, опускавшийся на
зеленое поле, вдруг схватили и перемололи невидимые исполинские челюсти.
Теперь-то, набравшись ума, Гай знал, что приглянувшаяся пилоту лужайка была
делянкой, где колдуны разводили таинственный голубой цветок Глаз Василиска, и
только напрочь сумасшедший может зайти на делянку, когда Глаз Василиска дает
всходы…
Подошла Алена, молча взяла его за руку. Гай обнял ее за
плечи – она тоже дрожала от волнения, и Гай, глядя на волокнистые пряди сизого,
как голубиное горло, тумана, задал себе горький вопрос: а не лучше ли было
остаться? Он знал, что не передумает и пути назад нет, но все-таки задал себе
этот вопрос, заранее зная, что не сможет на него ответить.
Два километра. Самое большее – пятнадцать минут ходу, по
кирпичам идти легко. Ирреальный Мир лежал позади, как забытая выросшим и
возмужавшим человеком смешная детская игрушка, когда-то казавшаяся бесценным
сокровищем.
– Ну что, идем? – спросил Гай.
– Подожди, постоим еще немного… – попросила Алена.
Ее глаза были сейчас серыми.
Гай обнял ее и стал целовать, пытаясь передать ей свою
смешанную с печалью радость.
– Печаль моя светла… – сказал он тихо.
Потом оглянулся в последний раз, но не увидел ничего, что
мог бы запечатлеть в сердце как Незабываемое. Дорога, петлявшая среди невысоких
холмов, сами эти холмы, голубое небо, облака и солнце. Города остались там, за
холмами. Ему осталось лишь глубоко вдохнуть теплый вечерний воздух, ничем не
отличавшийся, но принадлежащий миру, который он покидал только потому, что
привык к другому.
– Ну, прощай, старина… – сказал он
«роллсу». – И спасибо за все. Передавай им там всем привет.
– Передам, – сказал «роллс». – Прощай, Гай…
Он даже не сделал попытку рассказать анекдот или отмочить
непристойную шуточку – понимал печальную серьезность момента.
Гай взял за руку Алену, и они вошли в туман. Видимость была
метров на пять, а дальше все заволакивали лениво трепетавшие сизые струи.
Заблудиться Гай не боялся – кирпичи были уложены вдоль пояса.
Туман глушил звук шагов. Время от времени Гай поглядывал на
Алену, Алена чуточку испуганно улыбалась ему, и у него замирало сердце – такая
она была красивая здесь, сейчас, в легком голубом платье.
Он не сразу услышал этот звук, посторонний – странный стук
твердым о твердое, – но, прислушавшись получше, убедился, что это ему не
мерещится.
– Слышишь?
– Слышу… – тихо сказала Алена.
– Что это?
– Не знаю…
Он попробовал пустить в ход приобретенное здесь шестое
чувство, видение на расстоянии, – и не смог. Скорее всего, в Поясе оно уже
не действовало. Шевельнулась в сердце смутная тревога, предположения о
таинственной страже, охраняющей рубежи Ирреального Мира, – во многих
сказках вдоль границ зачарованных стран бродят драконы, или великаны, или
колдуны. В сказках это самое обычное дело.
Гай сунул руку под рубашку и до боли сжал распятие Сатаны,
но таинственный стук не исчез. Казалось, он рыщет, мечась вправо-влево, словно
кто-то ищет их и никак не может найти.
– Стой… – прошептал Гай Алене и остановился.
Замер, слушая стук собственного сердца и с трудом подавляя неудержимое желание
кинуться прочь, бежать, покуда хватит сил, – нечто похожее он испытывал в
детстве, когда осенью туман затопил улочку одноэтажных деревянных домов, по которой
он спешил ранним утром в школу, и до боли хотелось знать, что не один, и
радовался случайному прохожему…
Они стояли и молчали, взявшись за руки, а стук приближался,
и что-то шепнуло Гаю: его желание перехитрить таинственного преследователя,
замерев, – та же наивная детская игра, будто на свете наступил мрак, если
ты закрыл глаза. Господи, какими же солипсистами мы были в детстве, сейчас-то
мы знаем, что мир не рос вместе с нами, что многие встречи не зависят от нашего
желания, и таких встреч, увы, большинство…
Из тумана выплыли три странных силуэта, превратившиеся в
трех всадников на вороных конях, всадников в длинных серых плащах и тусклых
медных шлемах.
Всадники остановились в трех шагах. Средний, с длинной седой
бородой, молча смотрел на Гая.
– Что вам нужно? – не вытерпел Гай.
– Стража Круга, – бесстрастно сказал
старик. – Можешь посмотреть на нее в последний раз. Только недолго. Лучше
для тебя самого, если это произойдет быстро.
Гай обернулся к Алене, протянул руки, но не успел.
Алена таяла в воздухе, сначала она сделалась бесплотной, как
ветер, и руки Гая сомкнулись в пустоте, потом она стала таять, таять, таять,
исчезать, только на короткий промельк времени задержалось ее лицо и тоскливый
взгляд.
Вскрикнув от ярости и боли. Гай рванулся к всадникам, но
наткнулся на невидимую стену.
