три,
три.
Три стрелы.
Раз стрела.
Два стрела.
Джона Лета унесла, –
спел Владимир Высоцкий, хряпнул гитару о колено, и очень
жаль, потому что у всех Гамлетов дурацкая привычка уходить слишком рано, как
это ни больно, а самые лучшие поэмы написаны теми, кто по причине непоявления
на свет никогда не писал стихов, и какого же черта вы притворяетесь прожженными
циниками, если в глубине души поголовно мечтаете о чистой девушке и лунных
ночах, чтобы замирало сердце? Темное это дело. Вы уверены, что папе римскому
никогда не хотелось выбить окно из рогатки, а Никите Хрущеву – подразнить
обезьяну в зоопарке? Уверены? То-то и оно. Вы их только копните, гадов, а там и
окажется, что Цезарь мечтал вышивать крестиком, а Америку по пьянке открыли
этруски, но хитрый Колумб взял в соавторы королевскую чету и потому обскакал
всех, мать вашу так и разэтак, вперехлест через клюз, ебона бабушка, пять дядь
и одна тетя…
– Голова не болит? – вежливо спросил Барон
Суббота.
Гай медленно всплывал на поверхность. В голове прояснялось,
ветер свистел за окном. Только не сойти с ума, господи, сказал он себе. Я –
Олег Гай; вертолет, насколько я помню, разбился, не долетев до расчетной точки,
но как я попал сюда?
Ведь я почти в центре Круга? Отсюда километров сто в любую
сторону. Вот и попробуй выбраться…
Ему было страшно. Как никогда. По другую сторону незримой
черты остались обеспечивающие безопасность страны и лично его ядерные ракеты,
готовый всегда прийти на помощь уголовный розыск, ходившие по расписанию
поезда, «скорая помощь» и многое другое. И все остальное. Здравый смысл в том
числе. Иррациональное лезло из всех щелей, шипело в уши, Барон Суббота, злой
дух гаитянских поверий, удобно устроился в единственном приличном кресле, а
вчера по пыльной улице скакали кентавры, у которых был торс человека, а нижняя
часть – от барса, и он все время боялся ночами, что Данута превратится в постели
в нечто ужасное…
– Молчите? – сказал Барон Суббота. – Эх,
европейцы, европейцы. Все-то у вас не как у людей. Не ждали, а оно вот пришло.
Думали, в Европе без вашего позволения мышь не прошмыгнет, а появился Круг.
Почитать вам Блока? Хорошо писал, паразит… Нет? Ну, я не настаиваю. Знаете,
отчего на Марсе нет жизни? Потому что, будь она там, она бы задохнулась, ведь
нужного количества кислорода в атмосфере Марса нет…
– Снова начинаете?
– Ага, – покладисто и невозмутимо признался Барон
Суббота. – Иррационализм – это приятно. В рациональном материализме есть
что-то от скучного домика немецкого бюргера, а иррационализм – нет, шалишь…
Вот, например. Красные Вертолеты, в которых летают все эти шимпанзе, медведи и
рыси и расстреливают людей с воздуха. Чистой воды сюрр, верно? У зверей не
бывает вертолетов с пулеметами. А здесь у них пулеметы есть, вот и все.
Галиматья-то не в вертолетах, а в том, что звери стреляют в людей. И только.
Может быть, когда вы стреляли в зверей, зверям это казалось иррационализмом, а
теперь они выдали вам вашу долю сюрра. Так-то, Гай. Такали мы, такали да и
протакали, как гласит русская пословица. Или поговорка. И ни черта вы тут не
поймете. Кстати, вы обратили внимание, что в Круге сексу отведено изрядно
места? Намеки, виденьица с эротической подкладкой, Данута ваша… Вполне
объяснимо, кутить так кутить. С точки зрения тюльпана, все ваши постельные
упражнения, предшествующие дитю, – иррационализм в кубе. Для вас-то это
удовольствие, а для бабочки или настурции – бред дикий. Как же в таких условиях
говорить всерьез о контакте с альтаирцами? Сначала договоритесь с рыбами и
цветами вашей собственной планеты. Объясните им свою жизнь. Разделайтесь со
всеми относительностями. Входя во Вселенную, вытирайте ноги, иначе могут в шею
вытолкать…
Он вытянул худую руку, поймал за конец свою последнюю фразу,
не успевшую растаять в воздухе, и поиграл ею, перебирая слова, как четки.
И исчез. Запах его дорогого французского одеколона свернулся
в комок и, пища, шмыгнул под кровать. Сплюнув, Гай потащился в ванную, почти с
интересом прикидывая, что там на сей раз.
Ничего там такого особенного сегодня не было. Одно
паскудство. Голубая ванна, вчера упорно показывавшая вместо отражения Гая
Тадж-Махал и Кремль, теперь была полна до краев протухшей тинистой водой. Из
воды торчала синяя распухшая харя утопленника – в его зубах, прихваченная за
хвост, трепетала серебристая рыбка. Гай выжидательно взглянул.
– Были когда-то и мы рысаками… – хмуро сказал
утопленник. Рыбка упала в воду и обрадованно ушла на глубину. Пожав плечами,
Гай открыл кран и стал глотать пахнувшую хвоей холодную воду. Вот уже три дня
вода пахла хвоей.
– Сучье это дело – тонуть, – признался утопленник
и брезгливо понюхал воду. Вода воняла. – Неэстетично. Когда расстреливают,
там хоть героизм проявить можно, а так… Вряд ли лорд Китченер тонул гордо.
Никто гордо не тонет, все барахтаются, пузыри пускают, никто вниз не хочет,
один Мартин Иден сумел красиво, и тот выдуманный. Красиво выглядела Джульетта,
когда нож в себя вогнала, а вот если бы ее в грязной ванне топили…
– Русалки, – сказал Гай для поддержания разговора.
– Шлюхи, – веско сообщил утопленник. – И
каждая девочку изображает. Навидался. Пять раз подхватывал. Вообще не то сейчас
дно. Испакостили. Прежде тонула чистая публика – мореходы, флибустьеры,
первопроходцы, одним словом, а после ваших двух мировых поднаперло швали.
Половина русалок нынче с триппером. Или на худой конец с Треппером. У Нептуна
трезубец сперли. Ваши морячки с «Варяга» Тихоокеанскую Республику Дна
провозгласили, Посейдона, как нетрудового элемента, в Северный Ледовитый
выслали, японские водяные в Канск сбежали и фантастику пишут. Спрут какой-то
появился тронутый, всех уверяет, что он – семнадцатилетняя балерина. До чего
дошло – Морской Змей в эмиграцию на Венеру сбежал, побоялся, что после хека с
минтаем и за него возьмутся – на котлеты пустят…
Он еще что-то ныл, загибал пальцы, жаловался и обличал,
грозил и хныкал, но Гай уже не слушал. Сигареты кончились, и нужно было
тащиться на угол, к тому же сегодня утром принесли пригласительный билет на бал
к Серому Графу.
2. Бал как он есть
Лифт не работал. В нем накануне поселилась Белая Мышь,
Собиравшая Факты О Разложении, и жильцы боялись связываться – у Мыши был
мандат, который она почему-то показывала сложенным вчетверо, но все равно ее на
всякий случай обходили. А Мышь работала. Вот и сейчас из-за двери слышалось
противное скрипение пера по плохой бумаге и занудливый тенорок:
– …а поскольку вышеизложенное в свете вышеуказанного
влечет нижеследующее по отношению к поименованному…
Гай нажал кнопку вызова. Дверца чуть приоткрылась, и в щель
высунулась белая мордочка с юркими красными бисеринками глаз:
– Вам кого?
– Спуститься.
– Гай… – задумчиво сказала Белая Мышь, С. Ф. О.
Р. – Так… Гай – это, несомненно, в родстве с Гаем Гракхом, каковой, будучи
древним римлянином, жил в древнем мире и автоматически является консервативным
рабовладельцем.
