(Из вечернего выпуска программы «Время»)
«Что же представляет собой это сопряженное пространство, оно
же – параллельный мир? Бок о бок с нашей Землей невидимо и неощутимо существует
еще множество Земель. Представьте себе книгу, в которой каждая страница – это
планета, мир. Их могут быть тысячи, они существуют бок о бок, в непосредственной
близости, не соприкасаясь и не проникая друг в друга, разумеется, как и
география, и история этих миров. Может быть, Земля-12 находится еще в XIII
веке, на Земле-45 не затонула Атлантида, на Земле-68 Цезарь не переходил
Рубикон, а на других – Колумб не открывал Америки, не родился Черчилль, Пушкин
замочил Дантеса и остался жив, а Диккенс дописал «Тайну Эдвина Друда», удалось
оттянуть нападение Гитлера до сорок третьего и встретить его во всеоружии, жив
Альенде, а Земля-2167, быть может, не образовалась в положенное время, на ее
месте лишь облако пыли, а на Земле-5784, возможно, разумное существо произошло
не от праобезьяны, а от ящера стенонихозавра…»
(Из выступления ведущего передачи «Очевидное-невероятное»)
«Ни хрена себе, – подумал Леонид Ильич Брежнев, сидя
перед телевизором. – Это выходит, в той ихней сопряженке меня, может, и
вовсе нету? Антисоветчину гонят, бля…»
«Руководство, всесторонне обсудив положение, пришло к
выводу, что испытатель-исследователь, отправляемый в сопряженное пространство,
освобождается от какой бы то ни было ответственности за все совершенное им в
данном пространстве. Разумеется, испытатель-исследователь при этом должен как
можно тщательнее избегать создания экстремальных ситуаций».
(Из приказа по Институту Шальных Физических Теорий)
«Отправленный нами в сопряженное пространство
испытатель-исследователь, кандидат физико-математических наук Даниил Батурин не
вернулся в назначенный срок и пропустил все контрольные сроки. Говорить о его
гибели я считал бы, однако, преждевременным. Установка продолжает работать,
обеспечивая контакт с сопряженным пространством».
(Из докладной записки директора ИШФТ президенту Академии
наук)
…Когда его отправляли, одним из провожавших был доцент
Калатозов, великий знаток исторических афоризмов всех времен и народов.
Бородатый такой мужик, пижонистый чуточку. Он прокопался в необъятной памяти и
извлек слова, которые четыреста с чем-то лет назад Ульрих фон Гуттен сказал
Мартину Лютеру, отправлявшемуся в Вормс на грозный суд короля Карла, где с Лютера
вполне могли содрать рясу вместе со шкурой. И Калатозов напомнил Даниилу эти
слова вслух:
«МОНАШЕК, МОНАШЕК, ТЕБЕ ПРЕДСТОИТ ТРУДНЫЙ ПУТЬ…»
* * *
По потылице топор хлещет люто…
С. Кирсанов
Был тесный квадратный двор, и ночь, и гроздь из пяти
прожекторов на гнутом кронштейне. Они освещали кирпичную стену, рыжую и
выщербленную, а все остальное захлебывалось во мраке. Солдаты в глухих мундирах
и круглых фуражках стояли, прижав окованными прикладами носки сапог. Справа
тусклыми гнилушками светились погоны офицеров и белел халат врача. А над всем
этим стояла круглая луна, плоское и желтое волчье солнышко, и такой же желтый и
тусклый полумесяц красовался на рукавах мундиров.
Скучный голос приказал:
– Номер один.
Спиной к стене встал мужчина в военных бриджах и исподней
рубашке. Карабины колыхнулись, взмыли горизонтальным частоколом. Голос
монотонно забубнил:
– Враг народа Смородин, бывший командир лейб-гвардии
полка Радомежского военного округа. Будучи замаскированным политическим
извращением, публично назвал Министерство Урегулирования Умов инкубатором
подонков. Безусловно заслуживает искоренения.
Грянул залп, эхо заколотилось о стены глухой каменной
коробки, нашло наконец выход и умчалось прочь. Бывший лейб-артиллерист сполз по
стене, оставив на ней кривую темную полосу.
– Номер два.
К стене толкнули девушку в разорванном полосатом платье, она
стояла, прижав к груди сжатые кулачки и все вглядывалась, словно хотела увидеть
кого-то за слепящим занавесом прожекторов.
– Враг народа Неледзевская, бывшая студентка Императорского
лицея изящных искусств. Была уличена патриотом в неоднократном ношении
мини-юбки – орудия растления умов, порожденного гнилой идеологией
разлагающегося Запада и тверского коммунизма. Безусловно подлежит искоренению.
Залп, девушка подломилась в коленках и опустилась на землю.
Тело дернулось несколько раз. Каркнул начальственный голос, сержант в синем
мундире с красными погонами подошел к лежащей и, не нагибаясь, выстрелил ей в
голову.
– Вообще-то, это формализм, – сказал
кто-то. – Ну эту-то зачем? Диалектика учит нас дифференцировать подход к
врагу. Можно было и на перевоспитание отправить.
– У тебя еще перевоспиталка не устала?
– Да нет, я сугубо в целях дифференциации.
– Хватит болтать. Циркуляры об искоренении утверждены
маршалом. Не слышу?
Упала ознобная тишина, и несколько голосов торопливо
гаркнули:
– Маршал! Маршал! Моральная чистота нации и император!
– То-то. Есть там кто ещё?
– Да был какой-то мухомор…
К стене поставили старичка в черном хорошем костюме.
– Враг народа Чавкин, бывший профессор Императорской
академии наук. Злонамеренно доказывал, что Атлантида существовала, игнорировал
проникнутые духом патриотизма и здоровой морали труды академика Фалакрозиса.
Имел наглость утверждать, что археологические находки значат больше, чем работы
идеологов государства, то есть, по сути, проповедовал буржуазную аполитичность
науки, переходящую в коммунистическое начетничество. Игнорировал указания о
том, что каждый черепок имеет свое идеологическое значение, которое нужно уметь
раскрыть. Безусловно заслуживает искоренения. Взвод, пли!
Залп – и никакого Чавкина.
– Вообще-то мы кустарщиной занимаемся, – опять
сказал кто-то. – Пора бы это дело механизировать. Агрегат какой придумать,
что ли?
– Ну ничего себе триппер в клеточку! А ночную надбавку
кто тогда будет получать? Твой агрегат в виде совкового масла, что ли? Да за
такую идею тебя, Парчевский, охолостить мало, разленился, стервец…
– Да ладно вам. Давай в «Панург», а, славяне? Зеркала
побьем, а? Давно мы там не были.
– А можно. Это, брат, идея. Шагом арш?
– Ну, поехали. Только если ты, Парчевский, снова в
фонтан наблюешь – там и утоплю…
Альтаирец Кфансут в это время парил в верхних слоях
атмосферы, прикинувшись выработавшим ресурс спутником.
* * *
Ах, что за фотограф Брэди!
В какого же молодца
преобразить на портрете
он смог моего отца!
С надменной, важнецкой миной
