Он зашел за машину, а когда они бросились следом, никакого
деда там не оказалось.
– Тоже мне – ворон здешних мест… – плюнул смачно
Хрусталев.
Из леса чинно и торжественно двигалась процессия. Четверо
охранников несли на плечах длиннющую оглоблю, на которой болтался привязанный
за задние лапы давешний заяц. Следом гурьбой валили остальные особисты,
перемазанные смолой, исцарапанные и гордые.
– А я ему – в затылок!
– Каратэ знал, гад…
– Старшина, ты живой? Как он тебе, а?
– Не свисти, Чижиков, лучше ремень подтяни…
Старшина отрапортовал:
– Неопознанный агент оказал сопротивление и убит при
попытке к бегству. Протокол составлен. Компромата не обнаружено.
Хрусталев отмахнулся:
– Зажарьте в сметане, что ли… По деревьям!
У машины стояла Женя с лукошком грибов.
– Синяя смерть, – прошептал Хрусталев, пихая
Даниила под ребра.
– Чего?
– Забыл, что говорил старикашка? Мне причитается синяя
смерть, тебе серая.
– Ну и что?
– Болван! У Женьки глаза синие, а у твоей Ирины серые.
Дошло? Ну, дед!
Они загоготали так, что притихшие было на деревьях охранники
снова заголосили кукушками и попугаями.
Стараниями Жени хрусталевский загул и на сей раз превратился
во вполне приличный пикник. Она поджарила грибы, красиво накрыла стол на пне,
согнала с деревьев охранников, заставила их похоронить несчастного зайца, потом
построила в колонну по двое и турнула в столицу. Они послушно затопотали по
тропинке. Удалялась, стихала знаменитая строевая песня хрусталевцев «Абраша»:
Имел наш Абраша денег миллион,
и был наш Абраша в Ривочку влюблен.
И долго наш Абраша с Ривочкой дружил,
пока проклятый Гитлер войны не объявил.
Пошла пехота наша,
а с нею и Абраша…
Чинно распили последнюю бутылку. В машине потрескивала рация
– секретную антенну мимоходом задевали пролетавшие государственные тайны.
Бутылка пустела быстро, и Женя, положив гитару на колено, склонившись над ней,
пела старинную английскую балладу:
Ну что же, у нас неплохие дела,
так выпей же с нами, красотка!
И с ними была,
и с ними пила
Джейн – Оловянная Глотка…
Она вскидывала голову, чтобы бросить взгляд на Хрусталева, и
синие глаза так сияли из-под рассыпавшейся русой челки, что Даниил поневоле
испытывал жгучую тоскливую зависть: у них с Ириной не было и никогда не будет
такого вот пикника…
Женя последний раз ударила по струнам и резко отставила
звякнувшую гитару:
– Собирайтесь, пьянчуги. Хорошее нужно уметь не
затягивать, обрывать в подходящий момент…
Она ушла собирать посуду, и Хрусталев насквозь трезвым
голосом шепнул Даниилу на ухо:
– Вчера днем в Чертовой Хате побывал первый за все
время наблюдения посетитель – действительный тайный советник Радомиров.
Дипломатическая звезда, мать его так…
* * *
…От смертного духа морозного,
от синих чертей, шевелящих в аду
царя Иоанна Грозного…
З. Луговской
Точная дата прибытия Аспида Сизокрылого на границы
государства так и осталась неизвестной – частью по причине аполитичной темноты,
частью по причине того, что он, очевидно, будучи по природе скромным, не
подавал ни световых, ни звуковых сигналов. Вечером его еще не было, а назавтра
утром он уже был.
Первым незваного гостя заметил школяр Омельяшка, командир
звездочки юных морлочат. Будучи воспитан в духе повышенной бдительности ко
всему импортному, он примчался на ближайшую заставу и сообщил, что аккурат на
порубежном холме сидит нечто здоровенное и сизокрылое, антиправительственной
пропагандой и шпионажем вроде бы не занимается, однако кто его знает, вдруг оно
такое какое-нибудь? Потрясти бы…
Омельяшке дали пустую гильзу, ласковым пинком под зад
отправили восвояси и объявили тревогу. Трясти визитера отправили урядника
Мамыкина с пятеркой охранников. Они лязгнули затворами, щелкнули каблуками,
сели в машину и отбыли. Первым делом объявили Аспиду, что он арестован. К этому
сообщению Аспид отнесся наплевательски, то есть попросту его проигнорировал, и
Мамыкин отдал приказ вязать. Стали Аспида вязать. Вернее, попытались.
Что там у них произошло, в точности не известно. Через час
пожарные едва сняли Мамыкина с верхушки абсолютно гладкого фонарного столба в
версте от места происшествия. Урядник всех кусал, никого не узнавал, а говорить
членораздельно категорически отказывался. Его подчиненных после долгих поисков
с вертолетов обнаружили увязшими по шею в болоте возле хибары лешего Федьки.
Все они тоже были жутко некоммуникабельны. Леший Федька ничего не видел, ничего
не слышал, ничего не знал. Поэтому был обвинен в пособничестве и
государственной измене и взят. А машину так и не нашли.
Тогда местный воевода на свой страх и риск серьезно взялся
за Аспида. К холму выдвинулась артиллерийская батарея с приказом молотить до
полного изничтожения.
Молотила батарея, по ненадежным источникам, секунд около
двадцати. Потом сгинула. Вскоре в кругах, близких к ЮНЕСКО, пронесся слух, что
на одном из островов Микронезии папуасы обнаружили неизвестно откуда взявшегося
детину в обрывках артиллерийского мундира. Первым делом он выдул ведро
пальмового самогона, затем три часа пугал папуасов черными пророчествами,
которых они по своей индустриальной отсталости не поняли, наконец скоропостижно
женился на дочке вождя и зажил оседло. Но данные эти сомнительные.
После панических донесений воеводы столица зашевелилась.
Прямо на автостраду приземлились три реактивных
транспортника, доставившие маршала Морлокова со свитой из психологов, зоологов,
ботаников, секретарш и снайперов. Первым делом Морлоков расстрелял воеводу за
саботаж, а его семью за недонесение. После чего приказал своей команде
определить, что это за тварь расселась на холме и нагло игнорирует власти.
Нужно заметить, что название «Аспид Сизокрылый» впервые употребил кто-то из
пограничников, и оно автоматически привилось. Сам Аспид помалкивал. Скорее
всего, даже наверняка, его звали абсолютно иначе.
Команда приступила к действиям, но уже через несколько минут
выявилась ее полная несостоятельность. Филолога, попытавшегося было завести с
Аспидом непринужденный разговор, Аспид молча зашвырнул в канаву. Через
некоторое время там же оказался ботаник, а потом это стало напоминать беглый
огонь – специалисты один за другим летели в канаву и сидели там тихо, не
пытаясь выбраться.
