Это было похоже на взрыв. Они заметались, загомонили,
перебивая и не слушая друг друга, а тот, в рваном свитере, подскочил ко мне и
закричал в лицо:
– Поняли? Поняли наконец, что не вы одни – люди? Что не
вас одних сделали марионетками? Поняли? Что случилось? Должно было что-то
случиться… Эй, потише!
– Это долго объяснять, – сказал я. – Не место
и не время. У вас должны быть старейшины, вожди, начальники…
– Они есть.
– Прекрасно, – сказал я. – Самое позднее
завтра я к вам приеду, так что ждите.
Он часто, торопливо кивал. Выходит, исторические моменты
бывают и такими. Впрочем, церемонность поз и пышность речей, отливающие бронзой
крылатые афоризмы – все это парадная живопись, приглаженная грубая проза…
Все произошло, как и было задумано: настежь распахнулись
ворота, автоматчики оттянулись в глубь двора, грузовик подогнали вплотную к
двери в подвал.
До последней минуты я опасался инцидента, вспышки. Те, что
остались с Ламстом, поверили в необходимость и важность перемен, но четыре года
войны нельзя вышвырнуть, как стоптанный башмак, нельзя лечь спать одним
человеком, а проснуться другим, между ними еще долго будет стоять кровь и эти
проклятые четыре года – часы по хронометрам внешнего мира…
Я был готов стрелять в любого, кто попытается поднять
автомат, однако обошлось. Грузовик на полной скорости вылетел со двора. Мне
жали руку (Бородач), хлопали по спине (Ламст и Блондин), чмокали в щеку (Кати),
клали лапы на плечи и норовили лизнуть в нос (Пират), но чокаться шампанским,
разумеется, было еще рано…
– Хватит, довольно, – сказал я, уклоняясь от рук,
поцелуев и лап. – Ламст, снаряжайте меня в дорогу. Машину, палатку,
провиант, ну и оружие, чтобы я мог при необходимости поговорить по душам с
вашими драконами. Большой туристский набор для одного.
– Для двух, – сказала Кати.
Я посмотрел на нее весьма неласково:
– Не умеешь считать. Для одного.
– Ой, правда… – сказала она. – Не умею
считать, дуреха, – для троих, не оставим же мы Пирата, он обидится.
– Дело, – сказал Бородач. – Одному вам ехать
не годится.
– Нет уж, друзья, – сказал я. – Это вам не
экскурсия.
– Никто вам и не навязывает экскурсантов, – сказал
Ламст. – Вам дают опытного, проверенного на деле сотрудника.
– А я чихал на таких сотрудников… – начал я.
– Одну минуту, – прервала меня Кати. – Мы
сейчас сами разберемся.
Она взяла меня за руку, потащила в сторону.
– Ну вот что, – сказала она. – Или ты меня
берешь, или я во всеуслышание вру, что мы с тобой вчера стали мужем и женой, и
выходит, что ты протестуешь против моего участия из чисто эгоистических
соображений. Ох как неприглядно это будет выглядеть, нехорошо о тебе подумают…
Я остолбенел, а шантажистка торжествующе улыбалась, щуря
зеленые глазищи, и такая она была сейчас красивая, что я не мог на нее
сердиться. Мне страшно не хотелось ехать одному, а на нее я мог бы положиться в
любой ситуации, переделке и передряге. Так что это действительно судьба, и
нечего барахтаться…
– Ладно, – сказал я. – Но имей в виду: как
только мы доберемся до первых деревьев, выломаю хороший прут и отстегаю за все
художества.
– Господи, Алехин! – беззаботно отмахнулась она. –
Я только посмотрю на тебя чарующе – прут потеряешь. И вообще, из таких, как ты,
ежей и получаются самые покладистые мужья. Поверь моей девичьей интуиции.
– Сгинь! – взревел я.
Мы выехали во второй половине дня. Пунктом отправления стал
один из фортов на границе охраняемого района. Высокая решетчатая вышка с
пулеметами, поднятый на высокие металлические столбы домик с вертикальной
лесенкой. Два джипа и броневик рядом. Все просто и буднично.
У машин собрались солдаты, сверху смотрели часовые, дул
ветер, и одно время казалось, что соберутся тучи. Не собрались. Мы стояли у
джипа, перебрасываясь ненужными фразами о погоде, снаряжении, маршруте и тому
подобных вещах. Когда и о погоде стало тягостно говорить, Ламст отвел меня в
сторону.
– Когда вы рассчитываете вернуться? – спросил он.
– Кладем для верности неделю.
– Я буду ждать восемь дней, – кивнул Ламст. –
Если к этому времени вы не вернетесь, я пойду туда сам со всем личным составом
и полным боекомплектом.
– Черт вас побери, – сказал я. – Ну когда до
вас дойдет?
– Если вы не вернетесь – конец всему…
– Никакого конца, – сказал я. – В этом деле
главное – не останавливаться. Умирать я не собираюсь. Тем не менее, если
что-то… Ничего подобного, Ламст, вы поняли? Пусть идет кто-нибудь другой. Ну,
до скорого…
Я сел за руль и тронул машину, не оглядываясь. Никогда не
нужно оглядываться – это первая заповедь…
– Страшно? – спросил я.
– Страшно, – призналась Кати. – А тебе?
– Да, страшно, – сказал я.
Нашей экипировкой занимался Ламст, и в результате его трудов
джип стал напоминать машину рекламного агента оружейной фирмы в те времена,
когда такие фирмы еще существовали, – ручной пулемет, два автомата,
гранаты, обоймы разрывных и трассирующих. Мне очень хотелось выбросить все это
в первую попавшуюся речку, но существовали еще и звери…
Сначала я решил наведаться к Ревущим Холмам. То ли потому,
что до них было всего сорок миль по хорошей дороге, то ли потому, что они
представлялись мне самым загадочным местом здешней ойкумены.
Через полчаса показались Холмы. Ничего странного или
страшного в них не было, они не ревели, равно как не издавали и иных звуков.
Вели себя, как и полагается холмам, – молча стояли. Семь низких конусов,
покрытых, как и равнина, зеленой травкой, вытянулись в линию на равном
расстоянии друг от друга. Все одинаковые, как горошины из одного стручка.
– Может, не надо? – нерешительно спросила Кати,
когда я увеличил скорость.
– Ничего, – сказал я. – Мы осторожненько.
Странности начались не сразу, но… Мы ехали и ехали вперед,
до Холмов оставалось совсем немного, и это «немного» не уменьшалось ни на
миллиметр. Колеса исправно вертелись, спидометр отщелкивал милю за милей, но
сдвинуться с мертвой точки не удавалось. Я прибавил газу – не помогло. Я
выбросил из машины банку консервов – она мгновенно исчезла с глаз, как и
положено предмету, выброшенному из несущейся со скоростью сто миль в час мощной
машины. А холмы нисколечко не приблизились. Как в сказке. Ревел мотор, ветер
трепал нам волосы, но проклятые холмы словно издевались. Я посмотрел на них в
бинокль, но и оптика не помогла – словно в бинокле вместо линз оказались
простые оконные стекла.
Я остановил машину, заглушил мотор и пошел вперед, не
обращая внимания на просьбы Кати вернуться. От машины я постепенно удалялся, но
не приблизился к холмам. Они были недосягаемы, можно шагать хоть сто лет – и
останешься на месте. Было в этом что-то символическое, некая аллегория – даже
мне не вырваться за пределы предметного стекла здешнего микроскопа…
