— Скажу кое-что в его защиту, — начал Шепли. — Он же не думал, что вы расстанетесь, считал, ты придешь. К тому времени как он осознал твой решительный настрой, было уже слишком поздно.
— Шеп, все это чушь собачья, сам знаешь, — закипела Америка. — Эбби, если не хочешь, то не обязательно ходить.
Она была права. Не сказать, что у меня не оставалось выбора. Однако я не могла поступить так с Трэвисом. Даже если бы ненавидела его. А это было не так.
— Если я не пойду, ему придется все объяснять, а я не хочу испортить им День благодарения. Они все соберутся дома в уверенности, что я приду.
— Эбби, ты действительно очень нравишься этим людям. — Шепли улыбнулся. — На днях Джим разговаривал о тебе с моим отцом.
— Отлично, — пробормотала я.
— Эбби права, — сказал Шепли. — Если она не придет, Джим весь день будет ворчать на Трэвиса. Нет смысла портить им праздник.
Америка обняла меня за плечи.
— Можешь поехать с нами. Ты же больше не встречаешься с ним, и тебе не обязательно снова спасать его.
— Знаю, Мерик. Но так надо.
Солнце за окном расплавленным золотом ложилось на здания, а я стояла перед зеркалом и расчесывалась, пытаясь понять, как буду притворяться на Дне благодарения.
— Эбби, всего на один день. Ты продержишься, — сказала я отражению.
Притворство не было для меня проблемой, но если мы оба станем что-то изображать, неизвестно, чем это кончится. Трэвис после ужина привезет меня к себе, и я должна буду принять решение, искаженное фальшивым чувством радости, которое мы станем показывать его семье.
Тук-тук.
Я повернулась и посмотрела на дверь. Кара весь вечер не возвращалась в комнату, а Америка с Шепли были уже в пути.
Так и не догадавшись, кто пришел, я положила расческу на стол, открыла дверь и воскликнула:
— Трэвис!..
— Готова?
Я изогнула бровь.
— К чему?
— Ты сказала, что я должен забрать тебя в пять.
— Я имела в виду пять утра! — Я скрестила руки на груди.
— А… — Трэвис явно огорчился. — Тогда мне надо позвонить отцу и сказать, что мы не останемся на ночь.
— Трэвис!.. — возмущенно проговорила я.
— Я пригнал машину Шепа, чтобы нам не пришлось вешать сумки на мотоцикл. В доме есть гостевая комната, там тебе будет удобно. Мы можем посмотреть кино или…
— Я не собираюсь ночевать в доме твоего отца!
Трэвис поник.
— Хорошо. Я… Увидимся утром.
Он сделал шаг назад, я захлопнула дверь и прислонилась к ней. Во меня бурлили разнообразные эмоции. Я раздраженно выдохнула. Перед глазами отчетливо стояло огорченное лицо Трэвиса. Я дернула дверь на себя, вышла за порог и увидела, как парень медленно удаляется по коридору и набирает телефонный номер.
— Трэвис, подожди. — Он крутанулся, и от обнадеженного выражения его лица мое сердце заныло. — Дай мне минутку, надо собрать вещи.
С благодарной улыбкой он вернулся в комнату — с порога наблюдать, как я запихиваю вещи в сумку.
— Гулька, я по-прежнему люблю тебя.
Я не подняла головы.
— Не начинай. Я делаю это не для тебя.
До дома его отца мы ехали в молчании. Вся машина будто пропиталась нашим нервным напряжением, и я с трудом сохраняла спокойствие, замерев на холодном кожаном сиденье. Как только мы приехали, на крыльцо вышли улыбающиеся Трентон и Джим. Трэвис вытащил из машины наши сумки, и Джим похлопал его по спине.
— Рад видеть тебя, сын. — Улыбка Джима стала шире, когда он взглянул на меня. — Эбби Эбернати. Мы с нетерпением ждем ужина. Прошло много лет с тех пор, как… Гм. В общем, немало воды утекло.
Я кивнула и проследовала за Трэвисом в дом. Джим положил руку на свое брюшко и довольно улыбнулся.
— Трэв, я разместил вас в гостевой спальне, наверху. Сообразил, что вы не захотите воевать с близнецом в его комнате.
Я взглянула на Трэвиса. Слова давались ему с трудом.
— Эбби… займет гостевую комнату. А я размещусь в своей.
Трентон состроил рожицу.
— Почему? Разве она не живет с тобой в квартире?
— Не совсем, — ответил Трэвис, отчаянно пытаясь избежать правды.
Джим и Трентон переглянулись.
— Комната Томаса за многие годы превратилась в склад, поэтому я собирался пустить его к тебе в спальню. Но думаю, он может поспать и на диване, — сказал Джим, глядя на потрепанные, выцветшие подушки в гостиной.
— Джим, не переживайте. Мы просто хотели выказать вам уважение, — сказала я, прикасаясь к его руке.
Смех Джима прогрохотал на весь дом, и он похлопал меня по руке.
— Эбби, ты знакома с моими сыновьями, а значит, должна понимать, что меня невозможно ничем оскорбить.
Трэвис кивнул в сторону лестницы, и я последовала за ним. Он ногой открыл дверь, поставил на пол наши сумки, взглянул на кровать, а потом повернулся ко мне.
По периметру комнаты шли коричневые панели, а ковер того же цвета, лежащий на полу, был совсем истрепанным. Грязно-белые стены, где-то откололась краска. Здесь была лишь одна фотография — Джима и мамы Трэвиса. На голубом студийном фоне стояла молодая пара с пушистыми волосами и улыбками. Этот снимок, конечно же, сделали, когда у них еще не появились мальчики; им обоим не больше двадцати.
— Извини, Гулька. Я посплю на полу.
— Еще как поспишь, — сказала я, завязывая волосы в хвост. — Не могу поверить, что позволила себя уговорить.
Трэвис сел на кровать и с досадой потер лицо.
— Все это закончится плохо, черт возьми. Не знаю, о чем я думал.
— А вот мне это точно известно. Трэвис, я не глупая.
Он посмотрел на меня и улыбнулся.
— Но ты же пришла.
— Мне нужно подготовить все к завтрашнему дню, — сказала я, открывая дверь.
Трэвис поднялся на ноги.
— Я помогу.
Мы начистили гору картофеля, нарезали овощей, поставили размораживаться индейку и начали делать коржи для пирога. Первый час прошел в неловкости, но когда приехали близнецы, все собрались на кухне. Джим рассказывал про каждого из сыновей, и мы смеялись над историями о прошлых провальных Днях благодарения, — когда семья пыталась организовать что-то помимо привозной пиццы, это неизменно заканчивалось провалом.
— Диана была чертовски классным поваром, — задумчиво сказал Джим. — Трэв не помнит, но после того, как она умерла, не было смысла повторить то, что она готовила.
— Эбби, не напрягайся. — Трентон усмехнулся и взял из холодильника пиво. — Достанем картишки, хочу вернуть деньжата, что проиграл тебе.
