Такер больше не встречается со мной глазами.
— Ты молода, — говорит он. — У нас есть еще много времени, чтобы влюбиться.
Два дня я лежу в кровати, в мире пропали краски, у еды пропал вкус. Знаю, это кажется глупым. Такер всего лишь парень. Люди расходятся, и это правда жизни. Наверное, я должна чувствовать себя лучше от того, что он не хотел меня бросать, а просто пытался поступать правильно. Не сказал ли Кристиан то же самое, когда расстался с Кей? Я просто стараюсь поступать правильно. Я не тот, кто ей нужен. Но мне нужен Такер. Я скучаю по нему.
Утром третьего дня звенит дверной звонок, чего почти никогда не случается, и первое, что приходит мне в голову, что это может быть Такер, что он передумал, что мы сможем еще все уладить. Я слышу, как Джеффри бежит вниз, чтобы открыть. Я подскакиваю с кровати и бегу в ванную, чтобы распутать волосы и смыть следы слез с лица. Я набрасываю какую-то одежду, смотрю на себя в зеркало, и переодеваюсь в фланелевую рубашку, которая больше всего нравится Такеру, в ту, которая по его словам, делает мои глаза похожими на два глубоких океана. Та, которая была на мне в день, когда мы прыгали с дерева. Но хотя моя рука и дотягивается до дверной ручки, хотя я и делаю шаг в холл, я знаю, что это не Такер. Глубоко внутри я знаю, что Такер не из тех людей, что меняют свое мнение. Это Анжела. Она, улыбаясь, рассказывает Джеффри об Италии. Анжела выглядит усталой, но довольной. Они оба поворачиваются, когда я медленно спускаюсь по лестнице. Не могу решить, рада ли я ее видеть после нашего последнего разговора. Ее улыбка меркнет, когда она смотрит на меня.
— Ух ты, — она выдыхает так, будто она шокирована тем, что так плохо вообще можно выглядеть.
— Я забыла, что ты должна была вернуться на этой неделе, — говорю я с нижней ступеньки.
— Ах, ну да, рада тебя снова видеть. — Уголок ее рта приподнимается. Она подходит ко мне и стягивает меня с лестницы. Затем она берет прядь моих волос и держит их на свету, что просачивается через окна.
— Ух ты, — снова говорит она. — Это гораздо лучше, чем оранжевый, Кей. Ты изменилась. Твоя кожа мерцает. — Она прикладывает ладонь к моему лбу, как будто я больной ребенок. — И теплая. Что с тобой случилось?
Я не знаю, как ей ответить. Я не видела того, что видит она, когда смотрелась в зеркало в своей комнате. Все, что я действительно видела — это мое разбитое сердце.
— Думаю, мое предназначение приближается. Мама говорит, я становлюсь сильнее.
— С ума сойти. — Я не понимаю неприкрытую зависть в ее глазах. Мне непривычно, что она мне завидует; обычно все наоборот. — Ты прекрасна, — говорит Анжела.
— Она права, — внезапно говорит Джеффри. — Ты и правда похожа на ангела.
Но мне не важно, то я красива. Я ужасна. Слезы катятся по моим щекам.
— О, Кей… — Анжела обвивает меня одной рукой и сжимает.
— Только не говори «я же тебе говорила», ладно?
— Как долго она в таком состоянии? — спрашивает она у Джеффри.
— Пару дней. Мама заставила ее порвать с Такером.
Не совсем правда, но я не поправляю его.
— Все будет хорошо, — говорит Анжела. — Давай тебя помоем, потому что даже с мерцающей кожей и всем остальным, ты немного запустила себя, Кей… и давай устроим небольшой девичник, и все будет хорошо, вот увидишь. — Она отстраняется и смотрит на меня своим взглядом восторженного исследователя полу-ангелов. — У меня есть потрясающая история для тебя.
Я решаю, что все-таки рада, что она здесь.
Когда мама возвращается домой, она обнаруживает нас с Анжелой в гостиной, Анжелу, покрывающую мне ногти насыщенно-розовым лаком и меня, недавно вышедшую из душа.
Они обмениваются взглядами, мамин говорит без слов, как она рада, что я наконец-то покинула свою комнату, а взгляд Анжелы — что у нее все под контролем. Признаю, мне, правда, лучше, но не потому что Анжела — абсолютно успокаивающий человек, а потому что я ненавижу казаться ей слабой. Она всегда такая сильная, уверенная в себе, сосредоточенная. Когда мы вместе, это похоже на игру правда или задание, и прямо сейчас, у нас задание, и она выбрала, чтобы я прекратила хандрить и стала как прежде. Мое время, быть подростком с разбитым сердцем, вышло. Пора двигаться дальше.
— Сегодня прекрасный день, — говорит мама. — Девочки, не хотите сходить на пикник? Я сделаю вам сандвичи.
— Не могу. Я наказана.
Я все еще злюсь на маму. Из-за нее я потеряла Такера, и все еще отказываюсь верить, что другого выхода не было. По сути, она имеет отношение ко всему этому: мое предназначение, моя несчастная любовь, мое теперешнее ужасное состояние, не упоминая то, что я понятия не имею, как должна сделать то, что нужно. Именно она вечно говорит мне об этой божественной обязанности и необходимости ее выполнения. Это она решила переехать в Вайоминг. Именно мама утверждала и обнадеживала меня, что на все есть причины, и эти ее глупые правила, и то, что она держит меня в неведении. Все. Ее. Вина. Потому что это не ее вина, а Бога, но я как-то не готова ссориться со Всевышним.
Анжела бросает на меня взгляд, полный неодобрения, затем поворачивается к маме и улыбается. — Было бы чудесно пойти на пикник, миссис Гарднер. Нам определенно нужно побыть на свежем воздухе.
Анжела, по ее словам, хочет устроить пикник, найти какой-нибудь специальный столик в горах или на озеро «Дженни», но я не могу. Это заставляет меня думать о Такере.
Просто пребывание на свежем воздухе вселяет в меня тоску по Такеру. Я отгоняю от себя идею больше никогда не выходить на улицу. Итак, мы идем в «Подвязку». Возвышение установлено для «Оклахомы!» и оформлено рядами искусственной кукурузы, разбитым авто, деревьями, кустами, желтым фермерским домом и синим небом на заднем плане. Анжела раскладывает наше одеяло в центре возвышения, мы садимся на него и едим наш ланч.
— Я изучала Черные крылья, — говорит она, откусывая большой кусок от зеленого яблока.
— Это безопасно? Учитывая то, что мама рассказывала про сознание и все такое?
Она пожимает плечами:
— Я не думаю, что стала более-сознательной-из-всех, чем раньше. Я просто знаю больше.
Она достает новый блокнот, один из многих, оформленный в черно-белой гамме, его страницы с обеих сторон покрыты тем, что ей удалось узнать про ангелов. Обычно Анжела пишет с завитушками, располагая буквы очень близко друг к другу, но ее записи в блокноте всегда со множеством помарок, будто сделаны на бегу, как будто ее рука не успевала за мыслями. Она перелистывает страницы. Я думаю о своей собственной тетради, которую начинала с такой страстью и решительностью в первую неделю, когда у меня появились видения. Вот уже несколько месяцев я не трогала ее. Мне становится по-настоящему стыдно.
— Вот, — говорит она. — Они называются Местиферы, иными словами — Скорбящие. Ту старую книгу, в которой они упомянуты, я нашла в библиотеке во Флореции. Это переводится как «Печальные демоны».
