— Я верю тебе, — прошептал Марин, взяв ее дрожащие пальчики и целуя в приоткрытые губы.
Они вернулись в гостиную и вновь уселись на диван. Мона вздохнула и сжала руки в замок. Марин молчал и ждал продолжения истории. Но сердце его ныло, словно предчувствовало какую-то беду.
— Как оказалось, — продолжила она ровным голосом, — в моего Миклоша была безумно влюблена одна девушка. Она была служанкой и убирала в покоях самого князя, поэтому задирала нос при нас, обыкновенных прачках. Звали ее Злата. Она была рыженькой, кудрявой, с большими светло-карими глазами и гибкой фигурой и считала себя первой красоткой. Парни действительно сходили по ней с ума. Поговаривали, что даже сам князь Влад как-то имел с ней связь. Но об этом лишь шептались, поскольку князь имел характер решительный, был жесток и карал сурово и незамедлительно.
— Мона, ходит столько слухов про вампиризм Влада Цепеша, — не выдержал Марин. — А во всем мода, созданная писателями. Да и туристические фирмы постарались. А ты, насколько я теперь знаю, была свидетельницей его жизни.
— Значит, ты веришь мне до конца, — улыбнулась она. — Конечно, Влад Дракула не был вампиром, это все фантазии Брема Стокера. Да, князь был суров, даже жесток, но иначе в то время было нельзя. Он унаследовал Валахию, в которой царили полный хаос и безвластие. Ты даже не представляешь, что тогда творилось! Бояре, не имея верховного правителя, устанавливали свои собственные порядки. В стране процветала коррупция, разбойники грабили и приезжих и местных, не щадя никого. Правосудие было пустым звуком. Валахия платила «дань мира» Оттоманской империи, но, несмотря на это, происходили постоянные мародерские рейды со стороны оттоманских гарнизонов, расположенных за Дунаем. Вот такую страну Влад Дракула получил во владение. Но всего за шесть лет правления он смог сделать ее образцовой. Ему приходилось быть жестоким. Иначе было нельзя. Уверяю, его почитали и боялись. Но он никогда не был вампиром. Никогда! Я живу все это время и наблюдаю, как его личность обрастает легендами, какими-то совершенно нелепыми вымыслами и слухами. Князь же был обычным смертным, сильной личностью, продуктом своей среды, если можно так выразиться.
— А ты его видела? — не удержался Марин.
— Конечно, и не раз, — ответила Мона. — Статный мужчина с пышными усами и большими глазами навыкате. Он наводил на людей трепет, во всем его облике чувствовалось достоинство и значительность. И вот представь, Злата, которую одарил своим вниманием такой великий человек, без памяти влюбилась в моего Миклоша. Это было ужасно! Она буквально проходу ему не давала. Но тот лишь посмеивался над ней и продолжал ухаживать за мной.
Марин опустил голову. Приступ ревности не давал ему покоя. Мона замолчала. Потом взяла его руки. Холод ее пальцев заставил его вздрогнуть. Он глянул на нее и беспомощно улыбнулся.
— Я люблю тебя, — прошептал Марин.
Лицо Моны на миг стало совсем детским. Она выглядела словно чем-то обиженный ребенок, которому только что причинили незаслуженную боль. И это вызвало в Марине прилив такой нежности, что слезы подступили. Но он взял себя в руки.
— Все произошло летом 1462 года, — продолжила она. — Мне только исполнилось семнадцать, и Миклош настаивал на свадьбе. Он решил поехать вместе со мной в Арефу к моим родителям и официально попросить моей руки. Наша деревня находилась за тем холмом, на котором располагалась крепость Поенарь. Я отпросилась у начальницы на один день, мы отправились поздно вечером. Но накануне Злата заявилась ко мне и начала всячески угрожать. По происхождению она была цыганкой и сказала, что знает такие заклятия, которые превратят мою жизнь в беспрерывный ужас. Она заставляла меня отказаться от Миклоша, но я, хотя очень ее боялась, так любила его, что никогда бы не отказалась от своей судьбы. Так вот, вечером мы с моим женихом отправились в путь. Хотели переночевать в Арефе, чтобы на следующий день вернуться в крепость. Но именно той ночью на Поенарь напали турки. Началась осада.
Мона замолчала и опустила голову. Ее лицо выражало страдание. Марин обнял ее за плечи и поцеловал.
— Я должна тебе все рассказать, — прошептала она. — Но как же это трудно!
— Я готов выслушать до конца, — ответил он и погладил ее волосы.
— Ты сам не знаешь, что тебя ждет, — так тихо произнесла Мона, что Марин почти не расслышал.
— Я готов ко всему!
— Мои односельчане помогли князю Владу, выбравшемуся из крепости, скрыться. Миклош участвовал в этом и… погиб.
Мона вновь замолчала. Марин прижал ее к себе и начал покачивать. Он уже с трудом сдерживал слезы, такую боль испытывал. Не понимал, что происходит, но интуитивно чувствовал, насколько изболелась душа Моны. Если, конечно, она у нее была… При этой неожиданной мысли Марину стало нехорошо, и он отстранился. Она глянула на него огромными глазами и выпрямилась. Затем монотонно продолжила:
— Я осталась в Арефе и жила словно в аду. Мой любимый погиб, и мне казалось, что жизнь закончилась. Я хотела умереть. Так прошел месяц. Я работала по хозяйству, доила коров, убирала хлев, носила воду, но все делала будто механически и мысленно призывала смерть. Я винила в гибели Миклоша лишь себя и все твердила, что если бы мы не ушли вечером из крепости, то он бы не участвовал в опасной операции и остался жив. Хотя всем тогда несладко пришлось. Турки все-таки захватили крепость и какое-то время находились там. Но меня страдания других уже мало волновали. Я была как безумная и медленно сгорала от горя. Родители нагружали меня работой, но даже это не помогало.
— Бедная девочка! — прошептал Марин. — Я налью себе вина? — тихо спросил он после паузы.
— Конечно, если тебе так будет легче, — ответила Мона и сама взяла бутылку со столика.
— Жаль, что ты не пьешь вино, — заметил он, наливая себе в бокал.
И вдруг вздрогнул. Кусочки мозаики начали складываться в цельную картину.
«Она живет так долго, при мне никогда ничего не ела и пьет лишь воду… Она… привидение? Стригой? Злой дух?»
— Кто ты?! — испуганно спросил Марин.
— Как-то вечером я сидела на берегу реки и смотрела на красную от заката воду, — продолжила Мона, не ответив на его вопрос. — Последнее время я любила уходить подальше от деревни и проводить время в одиночестве. И вдруг передо мной появилась Злата. Но я уже не боялась даже ее. Она приблизилась. Ее рыжие волосы в закатном свете казались красными, глаза горели. «Это ты во всем виновата! Виновата в смерти Миклоша! — с угрозой произнесла она. — Будь ты проклята!» Не успела я ей ответить, как получила удар ножом в сердце. Дикая боль пронзила все мое существо, но странно — я все видела и все понимала. Злата расхохоталась, бросила нож в воду, наклонилась надо мной и начала быстро читать какой-то наговор. Затем столкнула меня в реку. Я распласталась на поверхности, видела, как кровь вытекает из меня и делает воду алой, затем с ужасом поняла, что сама растворяюсь в этом алом пятне. Но по-прежнему все видела и все понимала. И вдруг я смогла подняться над водой и маленьким облачком полететь вслед убегающей Злате. Еще хотелось догнать ее, и какая-то злая сила, заполнившая все мое существо, вела меня. И я догнала. Злата оглянулась. На ее лице появился ужас. Она закричала и закрыла лицо руками. Я опустилась перед ней, ощущая силу ненависти. И тут почувствовала, как у меня отрастают клыки. Я впилась в ее горло и вытянула из ее тела всю кровь до капли. А потом снова взлетела и окропила распростертый труп кровавым дождем.
