А обращенный склонил голову к левому плечу, разглядывая защитные линии.
Но тут послышалось от главного:
– Танаэш, его нужно убрать от контура, иначе сеть не сработает!
Некромант молча передал меня Аниасу и вышел из пентаграммы. Я просто зажала рот обеими руками, когда Ташши засветился фиолетовым, готовясь атаковать обращенного… Я сдержала крик, когда некромант ударил. Я молчала и только всхлипывала, когда движением руки Инар отшвырнул его. Я даже плакала молча, когда рассвирепевший обращенный набросился на адепта… но когда Ташши упал на колени, а из его рта хлынула кровь, я не выдержала!
Увернувшись от руки Аниаса, я бросилась к некроманту, который сейчас был вне сферы интересов обращенного, так как в бой вновь вступил главный. И я бежала к Ташши, один раз упала, но тут же подскочила и побежала вновь. Добежала, опустилась на колени, одной рукой разрывая воротник его мантии, второй нащупывая бинт в кармане.
– Ташши, Ташинька… – шептали дрожащие губы, а руки производили все действия четко и уверенно.
Повреждения грудной клетки – усадить полулежа, влить экстракт пастушьей сумки, останавливающий кровотечение, дать обезболивающее и, сорвав перчатки, отдать свой ресурс, позволяя магу восстановиться.
– Давай, мой хороший, давай… ты сможешь… Ташинька… ну пожалуйста…
И магия заструилась под моими пальцами. Кровь остановилась, раны начали затягиваться, а Ташши открыл глаза. Улыбнулся мне окровавленными губами и вдруг напрягся.
Эта ситуация была мне до боли знакома. Но на сей раз ждать, пока меня схватят за волосы, я не стала и стремительно поднялась. Затем и вовсе развернулась лицом к кошмару.
– Не двигайся, – крикнул мне главный, – ты и Ташши закрыты щитами!
Я слышала его слова очень отчетливо, но не слушала. Я смотрела в глаза своей смерти и почему-то была уверена, что не умру. А глаза были красные и совершенно пустые, даже какие-то мертвые… но я обратилась к чудовищу.
– Ты не сможешь причинить мне вред, Инар, – уверенно сказала я, и «орель»… он проснулся.
И этот самый «орель» твердо верил в могучую силу слова, и я решила действовать.
Шаг – я вне зоны щита, и плевать на главного… ну не плевать, но лучше уж я сделаю хоть что-то, чем буду сидеть в центре контура и смотреть, как их всех тут убивают… А еще была вера, какая-то странная вера в силу моего слова.
– Инар, – тихо сказала я и обняла его искривленное яростью лицо, – слушай меня… слушай мой голос. Ты не можешь причинить мне вред… Ты слушаешь каждое мое слово! Слушай меня, иди тропой моих слов… Ни в небе, ни на земле, ни на воде, ни под водой, ни в преисподней, ни в облаках не будет тебе покоя, Инар Арканэ. Черной змеей в душу заползу, алой розой в сердце расцвету, острыми шипами разлука изранит, живой влагой встреча станет. Моим дыханием твое обратится, мои радости твоими будут, мое счастье важнее своего сделаешь! Слушай мой голос, Инар. И в самой темной ночи пламенем вечной свечи стану я для тебя, Инар, слушай меня. Ни в небе, ни на земле, ни на воде, ни под водой, ни в преисподней, ни в облаках не будет тебе покоя, Инар Арканэ. Моим дыханием твое обратится, мои радости твоими будут, мое счастье важнее своего сделаешь!
Его глаза вспыхнули алым, а затем… я ощутила как теплеет его кожа, как вырывается дыхание, как судорожно вздрагивает тот, кого я непостижимым образом вернула к жизни. И я не знаю в чем причина – в заклинании ли, или в чем-то другом, но его глаза оживали!
И вдруг я услышала, как капает вода… Такой звонкий и нарастающий звук капели. И где-то вдалеке зачирикали птички, тревожно, и все же зачирикали, и смолкли, едва заухала сова. Лес наполнялся шорохами, лаем лисицы, шумом шуршащих листьев, и все это перекрывалось звоном срывающихся с ветвей капель.
Одна упала на мой нос, потом еще одна на лоб, и я запрокинула голову, подставляя лицо начинающемуся дождю. И когда теплые капли хлынули потоками, я вдруг радостно улыбнулась этому буйству стихии, этой ночи и надежде на то, что теперь все будет хорошо. А мои ладони продолжали обнимать лицо Инара, и где-то далеко, а может, и совсем близко, главный устало сказал:
– Онтар, не стоит. Кажется, мы только что имели возможность воочию увидеть легендарную силу ведьм.
А я просто улыбалась и улыбнулась шире, когда услышала его тихое:
– Ярослава…
– Что, Инар? – отозвалась я, продолжая подставлять лицо дождю.
– Что… что происходит? – хрипло спросил маг.
– Все хорошо… все уже хорошо… и это так хорошо!
Где-то кто-то выругался на эльфийском, а потом еще и добавил:
– Полный тыгыдымс!
Я рассмеялась… мой смех, отражаясь от деревьев, эхом разнесся по лесу, словно наполняя сумрак частичкой этой радости. А потом пришло осознание случившегося. Я посмотрела на Инара, и осмысленный взгляд знакомых черных глаз очень радовал.
– Привет, – сказала я магу.
Мне хотелось так много ему сказать, но.
– Инар! – донеслось издали.
И я отпустила его. Темноволосый продолжал стоять, с удивлением взирая на меня, а я отпустила… потому что не мой. И отошла на шаг, и еще на шаг… Потому что любила его другая, не я.
Где-то кто-то застонал, и я мгновенно вспомнила, что я ведьма и что раненым нужно помочь. Но Ташши был первым, я опустилась на колени, проверяя его рану, и улыбнулась его улыбке.
– Ты чудо, – прошептал некромант.
– Не могу согласиться, но так как слышать приятно, то ладно, – пробормотала я и помчалась к следующему раненому.
За Инара я не волновалась, там уже был главный, а еще к нему бежала Лин. Счастливая такая и сияющая, и я была рада за нее. Очень. За нее, не за себя.
А потом было так много раненых, но все живые. И я металась от одного к другому, и эльф присоединился ко мне. И было такое невероятное ощущение радости, несмотря ни на что. А еще очень хотелось горячего какао. И где-то на этапе порхания от одного мага к другому я свалилась в обморок… А может, все дело было в том, что, оглянувшись, я увидела, как Инар целует Лин и сжимает ее в объятиях. Но, скорее всего, это резерв закончился, я как-то слишком щедро раздавала его направо и налево. Но, даже падая на сырую, влажную, холодную и промозглую землю, я все равно была счастлива. Правда, при этом вспомнились мотыльки, которые летят на огонь, они тоже ведь гибнут счастливыми… С другой стороны, как вспомню Ярину, так сердце сжимается. Я не имею права отнимать счастье Лианны… Просто не имею.
– Ярослава, – Ташши успел подхватить, – ты моя порхающая бабочка, совсем без сил осталась?
– Ага, – полушепот-полустон.
– Ты чудо, – прошептал Ташши и склонился к моим губам.
Они у него теплые, и я вдруг поняла, что совсем продрогла, а сейчас так тепло стало. На душе тепло… Я очень-очень счастливый мотылечек, а Инар, он просто не мой… И моим не будет.
