В ожидании помощи Хэнк посветил вокруг. Помещение было в плане круглым, стены были выложены из кирпича, скрепленного известковым раствором. Не сразу до Хэнка дошло, что он провалился именно туда, куда собирался попасть.
Несомненно, какой-то бог сейчас покатывался со смеху, радуясь своей проделке.
Хэнк осмотрелся по сторонам. В стенах зияли маленькие ниши, которые сейчас оказались чуть выше уровня замерзшего льда. На самом деле они должны были находиться где-то посередине стен. Тусклый блеск, сверкнувший в луче фонарика, привлек внимание Хэнка к самой большой нише.
«Нет… разве такое может быть?»
На ледяном полу заплясали тени. Направив луч вверх, Хэнк увидел в отверстии Пейнтера и Ковальски, смотрящих на него.
— Вы не ушиблись? — спросил запыхавшийся Пейнтер, не скрывая своего беспокойства.
— Нет, но вам, пожалуй, лучше самому спрыгнуть сюда. Даже не знаю, можно ли это трогать.
Пейнтер недоуменно поморщился, но Хэнк замахал рукой, призывая его спуститься вниз.
— Ну хорошо, — уступил Пейнтер. Он повернулся к своему напарнику. — Ковальски, принесешь веревку и спустишь ее нам.
Когда великан ушел, Пейнтер свесился вниз и ловко спрыгнул в затопленную льдом комнату.
— И что вы нашли, профессор?
Хэнк обвел рукой стены.
— Это кива, духовный центр поселения анасази. По сути дела, церковь. — Он направил луч света вверх. — Их устраивали вот в таких колодцах. Отверстие, через которое попали сюда мы с вами, называется сипапа; для анасази оно олицетворяло то мифическое место, где их предки впервые поднялись в мир.
— Все это очень интересно, но к чему этот урок религии?
— Чтобы вы поняли: анасази хранили здесь самое дорогое, что у них было, в качестве подношения богам. — Профессор провел лучом фонаря к самой большой нише. — Полагаю, этот предмет — именно то, что воры похитили у таутсее-унтсо поотсеев, то, что стало причиной гибели анасази.
17 часов 06 минут
Пейнтер шагнул к нише, добавляя к свету фонарика профессора луч своего фонаря. Впрочем, этот предмет не нуждался в дополнительном освещении. Он ярко сиял, не тронутый ржавчиной, покрытый лишь тонким слоем наледи.
«Поразительно…»
В нише стояла золотая ваза высотой около полутора футов, увенчанная изваянием волчьей головы. Крошечный бюст был выполнен в мельчайших подробностях, от стоящих торчком ушей до шерсти на загривке. Даже глаза, казалось, готовы были вот-вот моргнуть.
Опустив луч света ниже, Пейнтер увидел знакомые письмена, четкими ровными рядами высеченные на поверхности сосуда.
— Это те самые надписи, которые мы видели на золотых пластинах, — заметил Пейнтер.
Хэнк кивнул:
— Вот доказательство того, что этот тотем в прошлом принадлежал таутсее-унтсо поотсеев, вы не согласны? А анасази его выкрали.
— Возможно, — неуверенно промолвил Пейнтер. — Но что насчет самого сосуда? Если не ошибаюсь, он очень похож на те вазы, в которых древние египтяне хранили органы своих умерших.
— Канопы, — подсказал Хэнк.
— Совершенно верно. Но только эта с головой волка.
— Египтяне украшали свои сосуды животными, обитавшими в их краях. Если этот сосуд был изготовлен в Северной Америке, в изображении волка нет ничего странного. Волки всегда считались здесь могущественными животными.
— Но разве это не разбивает вашу теорию относительно происхождения таутсее-унтсо поотсеев? Ведь согласно Книге Мормона, это одно из потерянных колен Израиля.
— Нет, моей теории это нисколько не противоречит. — В голосе профессора нарастало восторженное возбуждение. — Наоборот, это ее подтверждает.
— Как же это?
Хэнк прижал ладони к губам, стараясь совладать с переполнявшим его восторгом. Казалось, он вот-вот рухнет на колени.
— Согласно нашей священной книге, надписи на золотых таблицах, которые перевел Джозеф Смит, составляя Книгу Мормона, были сделаны «видоизмененными египетскими» письменами. Цитирую Книгу Мормона, глава девятая, стих тридцать второй: «И вот, смотрите, мы записали это повествование так, как оно было нам известно, буквами, которые среди нас называются „видоизмененным египетским письмом“; письмо это было вручено нам и переделано нами в соответствии с особенностями нашего языка».
Хэнк повернулся лицом к Пейнтеру.
— Но на самом деле никто не видел эти надписи, — подчеркнул он, — поскольку сами золотые пластины исчезли после того, как Джозеф Смит их перевел. Их якобы снова забрал ангел Морони. Об этих письменах известно только то, что это была какая-то разновидность древнееврейского письма, сложившаяся после того, как племя покинуло Святую землю.
— Тогда почему оно называется египетским? Видоизмененным или каким бы то ни было еще?
— Надеюсь, ответы кроются здесь. — Хэнк указал на золотой сосуд. — Известно, что израильские племена были тесно связаны с Египтом. Истории этих народов переплелись. Как я уже говорил, самое первое изображение полумесяца и звезды уходит корнями к древним моавитянам, в чьих жилах текла кровь как израильтян, так и египтян. Поэтому потерянное колено, прибывшее в Америку, принесло с собой наследие обоих народов. И вот то самое доказательство, сочетание египетской и иудейской культур. Его необходимо сохранить.
— Не буду с этим спорить, — согласился Пейнтер, протягивая руку к сосуду.
— Осторожнее! — предупредил его Хэнк.
Основание вазы на пару дюймов ушло в толщу льда, однако пожилого профессора беспокоило другое. Они уже имели возможность увидеть собственными глазами, что происходит при неправильном обращении с артефактами, оставленными таутсее-унтсо поотсеев.
— Думаю, все будет в порядке, — успокоил его Пейнтер. — Этот сосуд пробыл замерзшим несколько столетий.
Он помнил утверждение Рональда Чуна о том, что взрывчатому веществу для нахождения в стабильном состоянии требуется тепло — или же нужна очень высокая температура, чтобы его уничтожить. Нестабильным оно становится только на холоде. И все же Пейнтер затаил дыхание, взявшись за крышку с головой волка. С треском разломив тонкий слой льда, он поднял крышку и посветил внутрь.
У него из груди вырвался сдерживаемый вздох.
— Как я и предполагал, сосуд пуст.
Передав крышку Хэнку, Пейнтер начал раскачивать вазу, выламывая ее изо льда. После нескольких сильных рывков сосуд освободился.
— Тяжелый, — заметил Пейнтер, кладя крышку на место. — Готов поспорить, это золото — тот же самый наноматериал, как и то, из чего сделаны пластины. Должно быть, древние использовали металл в качестве теплоизоляции, чтобы хранить свое нестабильное вещество.
— Почему вы так думаете?
— Чем металл плотнее, тем лучше он сохраняет тепло. Пусть его дольше нагревать, но, когда золото станет горячим, оно будет оставаться теплым гораздо больше времени. Подобная теплоизоляция выступала в роли меры предосторожности на случай внезапного изменения температуры. Кроме того, она предоставляла дополнительное время для переноса вещества от одного источника тепла к другому.
