Водопад позволял их ослепить. Датчики движения не могли пробить водяную завесу. Ее низкая температура маскировала тепло тела. Рев заглушал и искажал звуки. Поэтому, рискуя переохлаждением — оно в большей степени грозило младенцу, — Лиза попыталась спрятаться от чудовища.
Но не могла гарантировать, что получится.
Когда три четверти отвесного обрыва остались позади, чудовище сорвалось или спрыгнуло. Ударилось сильно, потому что весило немало, а гравитацию никто не отменял, но подвижность не потеряло и двинулось к ее убежищу. Конечно же, оно видело, куда пошла Лиза, — но могло ли определить, что она по-прежнему там?
Кинжалы на каждой лапе напоминали когти ленивца. Продвигалось металлическое чудовище легко и уверенно, словно домашний кот, охотящийся за мышью.
Лиза встала под воду. Младенец кричал. Она прижимала его к мокрой груди. Но рев водопада, конечно, заглушал все крики.
Робот с когтями ленивца сунулся в воду, покрутил массивной головой, разинул титановую пасть, продемонстрировав стальные челюсти. Просто медвежий капкан с ногами.
Сквозь завесу воды черные глаза смотрели на нее; вроде бы видели, но как она могла знать, что они в действительности видели?
И все-таки чудовище продвигалось вперед.
14 часов 58 минут
В воздухе над Голубым хребтом
Сидя в грузовом отсеке «С-41А», Пейнтер всматривался в экран ноутбука, на который выводилась картинка со спутника. Он сидел плечом к плечу с Монком, тоже не отрывавшим взгляд от экрана. Их женщинам грозила опасность, и на этот момент они ничем не могли им помочь — только наблюдать.
Задний люк начал открываться для десантирования. Но они еще не долетели до места.
— Сколько еще? — проорал Пейнтер.
— Две минуты! — прокричал в ответ пилот, перекрывая рев ветра, врывающегося в грузовой отсек.
Пейнтер смотрел на экран, зная, что это будут две самые долгие минуты в его жизни.
ГЛАВА 40
4 июля, 14 часов 58 минут
по восточному поясному времени
Голубой хребет
Сейхан стояла посреди своей богато обставленной тюремной камеры. Тихий шорох подсказал ей, что кто-то находится в коридоре, пытаясь открыть дверь. Вероятно, этот человек не знал шифра электронного замка.
И это, разумеется, показалось ей странным.
Проблемы с замком — хорошо это для нее, плохо или несущественно?
Сейхан подошла ближе, миновав маленький камин, когда половина двери и кусок стены взорвались, отбросив ее назад. Она откатилась по турецкому ковру, стукнулась об изножье кровати. Сквозь дым и пыль увидела верхнюю половину тела охранника, лежавшего в коридоре со свернутой шеей. Он погиб не от взрыва. Кто-то подошел и хладнокровно его убил.
Сейхан наблюдала бесшумное — в ушах до сих пор звенело от взрыва — появление источника смерти и разрушения. Длинноногая женщина переступила через обломки. В руке пистолет, на лице читалась решимость довести дело до конца.
Сейхан больше волновал пистолет. Ей нужен был этот пистолет. Она сгруппировалась, присела.
Сейхан знала эту женщину. Ассистентка врача в Дубае — Петра, — это она вырубила Грея на большом патрульном катере.
Первые слова женщины Сейхан пропустила: слух не успел восстановиться после взрыва.
— …такая многообещающая. Ты же нашей крови. Тебя ждали великие дела.
Сейхан не находила смысла в ее словах. На катере в Дубае она заподозрила, что женщину воспитывали так же, как и ее саму: уверенность в движениях, постоянная настороженность, хладнокровная расчетливость. Только монстр мог узнавать монстра.
Слова женщины звучали в голове:
…ждали великие дела…
Она могла стать такой же, как Петра?
Страха вдруг прибавилось.
А может, я уже такой стала?
Сейхан по-прежнему сидела на корточках, но сдвинула ногу на дюйм влево, изготовилась для прыжка.
Женщина это заметила. Чуть сместилась вбок, шевельнула пистолетом и встала так, чтобы успешней противостоять атаке Сейхан.
Они смотрели друг на друга.
— Ты пошла против нас, — продолжила Петра, — продалась, запачкала чистоту крови. Ради чего? Ради любви мужчины?
Сейхан замерла. Слова задели ее за живое.
Петра почувствовала ее реакцию, презрения в голосе прибавилось:
— Напрасно. Лучше умереть как собака, чем так жить!
Петра выстрелила… Но Сейхан уже сорвалась с места — едва увидела, как напряглись мышцы предплечья Петры, чтобы компенсировать отдачу.
Но пуля все-таки зацепила бок, его так и ожгло жаром. Плечом Сейхан ударила Петру в голени — женщину отбросило назад — и перекатилась, готовая схватить оружие.
Но Петра не выпустила его из рук. Она приземлилась на колено, с отставленной назад ногой, по-прежнему лицом к Сейхан, по-прежнему с нацеленным на нее стволом.
В этот момент для Сейхан открылись две истины.
В этом она лучше меня.
И потому умру я.
Она закрыла глаза — и перед мысленным взором возникло одно лицо, кольнуло сожаление, — а пистолет стрелял и стрелял.
Но еще перед первым выстрелом она ощутила нечто похожее на порыв ветра.
Пули вонзились в грудь Роберта, когда он бросился между женщиной и оружием, закрывая Сейхан широким плечом. Стеной он вырос перед этим цветком. Боль казалась сущим пустяком в сравнении с утратой, которую он мог понести, если б не успел.
Тут же ворвался Грей, успевший подхватить автоматическую винтовку мертвого охранника в коридоре. Он тут же открыл огонь. Пули вонзались в спину Петры, а Пирс не снимал пальца со спускового крючка, пока магазин не опустел.
Только потом он огляделся.
— Сейхан… — И подскочил к ней.
Роберт понял, что этот мужчина любит ее, по глазам было видно.
И он когда-то тоже любил женщину. Встретил ее в Юго-Восточной Азии, будучи молодым послом. Помнил ее нежное лицо, освещенное луной в темном саду, помнил аромат лепестков вишни, вкус ее губ, мягких и нежных, словно журчание фонтана…
Но больше всего его влекли ее глаза-изумруды, всегда яркие, такие красивые и бездонные. В них светилась любовь, отражение его собственной, навсегда застыла в этой удивительной зеленой глубине.
Он провел пальцем по ее скуле, на лице отразилось восхищение; на мгновение время, казалось, повернуло вспять, но он видел, что глаза все-таки другие.
Таких, как у нее, больше…
Роберт не понимал, что упал в объятия Сейхан. Его рука вновь поднялась, осторожно прикоснулась к ее лицу, о чем раньше он и мечтать не мог.
