Ребекка склонила голову на плечо Байрона.
Рабби высунулся из машины и что-то сказал Уильяму и отцу Нессу. Затем дверцы закрылись, и «Скорая» медленно отъехала со двора. Уильям зашагал к крыльцу. Он как-то странно держал левую руку. Вид у владельца похоронного заведения был крайне утомленный, и сам он выглядел лет на десять старше, чем утром, когда Ребекка только встретилась с ним. Подойдя к Ребекке, Уильям тепло улыбнулся ей.
— Ты замечательно держишься. Мэйлин гордилась бы тобой. В тебе больше сил, чем ты думаешь.
— Я бы этого не сказала. Пусть хоть внешне меня считают сильной.
— Не только внешне. Мэй чувствовала сильных людей и не была склонна к пустым комплиментам… Вы с ней обе похожи.
Уильям мельком взглянул на сына, затем извлек из кармана пиджака толстый конверт и подал Ребекке.
— Мэйлин просила передать тебе вот это.
Ребекка поблагодарила и взяла конверт.
К крыльцу подошел отец Несс.
— Уильям, дальше оттягивать нельзя. Скоро в это вмешается городской совет.
— Знаю.
Лицо Монтгомери-старшего болезненно вытянулось, а сам он напрягся.
— Я как раз собираюсь этим заняться.
Ребекка и Байрон недоуменно переглянулись. Ситуация начинала смахивать на плохой детективный фильм.
— Байрон, мне нужно с тобой поговорить. Дома.
— Как дома? — удивился Байрон. — Но Ребекка…
— Не беспокойся. Я уже более или менее пришла в себя. — Она подошла к Уильяму и поцеловала его в щеку. — Спасибо за все.
— Мэйлин была права насчет тебя. Ты выросла и стала прекрасной женщиной. Байрону повезло, что у него есть ты. — Уильям крепко обнял ее. — Теперь тебе будет легче. Обещаю.
Затем он молча посмотрел на Ребекку. У нее не хватило смелости сказать Уильяму, что между нею и Байроном фактически ничего нет. Но говорить это сейчас было бы жестоко.
— Спасибо, — только и сказала она и добавила, поворачиваясь к Уильяму: — До завтра.
Ребекка поспешно ушла внутрь, не увидев, как просияло лицо Байрона, когда он услышал о завтрашней встрече. О словах Уильяма она старалась не думать.
18
Байрон молча шел за отцом. По всей вероятности, этот разговор не предназначался для чужих ушей, иначе Уильям вряд ли бы ушел сейчас из дома Мэйлин… вернее, теперь уже из дома Ребекки. Когда он подошли к похоронному заведению, Уильям не задержался на жилой половине, а сразу же направился к двери, ведущей в служебную часть.
— Что у тебя с рукой? — спросил Байрон, но отец не ответил и прошел в дверь.
— Элейн, мы будем в подвале, — сообщил он своей секретарше и управляющей в одном лице. — Я оставил вам на столе список поручений.
— Я уже почти все сделала, — откликнулась та, выглядывая из кабинета.
— Я в этом и не сомневался. — Уильям остановился и с улыбкой посмотрел на нее. — Спасибо вам… за все.
— Кстати, ваш заказ доставили раньше. Я им займусь.
— Отлично.
Возле своего кабинета Уильям снова остановился, достал ключи и запер дверь. Затем он протянул ключи Байрону.
— Положи к себе, — сказал он сыну.
— Зачем? — спросил ошеломленный Байрон.
— Идем, — сказал отец, игнорируя и этот его вопрос.
Байрон словно прирос к месту. Список странностей в поведении отца, наблюдаемых им с момента убийства Мэйлин, постоянно увеличивался. Но сейчас Байрона больше всего тревожила отцовская рука, которую тот постоянно прижимал к груди.
— Что у тебя с рукой? — спросил Монтгомери-младший.
— Пустяки. Скоро пройдет. У нас с тобой есть дела поважнее, — ответил Монтгомери-старший.
Уильям открыл дверь, ведущую в подвал, щелкнул выключателем и стал спускаться.
Байрон запихнул отцовские ключи в карман.
— Отец, что вообще происходит?
— Закрой дверь, — велел ему Уильям.
Байрон захлопнул дверь.
— Теперь запри ее на ключ.
— Отец, я начинаю за тебя беспокоиться, — признался Байрон, запирая дверь изнутри. — Ты собираешься рассказать мне, что все это значит?
Уильям невесело рассмеялся.
— Я предпочел бы ничего тебе не рассказывать, но у меня больше нет времени скрывать это от тебя.
— Отец? Я тебя никогда таким не видел. Что у тебя с рукой? Почему ты прижимаешь ее к груди?
— Да перестань ты волноваться о моей руке.
— Я перестану, когда ты расскажешь, в чем дело, — упрямо произнес Байрон, глядя на посеревшее лицо Уильяма. — У тебя был сердечный приступ? Я так и думал.
— Не угадал, сынок. А теперь, если хочешь узнать, что к чему, слушай и постарайся не перебивать… Давным-давно основатели Клейсвилла заключили некое соглашение, и оно действует до сих пор. У него есть свои условия, а также обязанности, которые некоторым из нас приходится выполнять. И есть вопросы, задавать которые могут не все, а лишь немногие избранные. Остальным эти вопросы и в голову не придут либо тут же забудутся.
Уильям сошел с последней ступеньки и остановился, внимательно глядя на Байрона.
— Но эти избранные отвечают за спокойствие в городе. Они должны всеми силами оберегать покой и безопасность горожан. Они… точнее, мы — защитная стена между миром живым и миром мертвых. Я — один из них. В современном мире я называюсь владельцем бюро похоронных услуг. В договоре мое ремесло названо одним словом — более простым и правильным — Гробовщик. И я горжусь своим ремеслом. Быть Гробовщиком — это почетно, сынок.
— Та-ак, — протянул Байрон, настораживаясь еще сильнее.
Он просто не узнавал своего отца. «А вдруг у него случился инсульт?» — со страхом подумал Байрон. Только этим можно было объяснить внезапное помрачнение ума. Впрочем, медицинские познания Байрона находились почти на нуле. Их с отцом «пациенты» уже не нуждались во врачебной помощи. А вот отцу она очень даже нужна сейчас. Боль в руке вполне могла быть признаком инсульта, который он перенес на ногах.
— Давай поднимемся наверх. Я позвоню доктору Пефферману, пусть он тебя посмотрит.
Уильям и ухом не повел.
— Я рассказываю то, о чем тебе необходимо знать. Я понимаю, сынок: тебе непросто это слушать. Жаль, что у нас не будет возможности поговорить в более спокойной обстановке.
— Ты о чем?
Байрон был готов броситься наверх и вопреки протестам отца вызвать «Скорую помощь». Он не узнавал Уильяма. «Неужели отец обезумел от горя? Не желает смириться с тем, что Мэйлин больше нет? Может, это стало причиной сердечного приступа или, хуже того, инсульта?» Байрон попытался вспомнить, с чем еще может быть связана боль в руке, но мысли разбегались.
