— Отец…
— Иди к Ребекке. Открой ей ворота. Прежде, чем она сможет что-либо сделать, ей нужно встретиться с Чарли.
Уильям сжал руку сына.
— А потом ты приведешь ее обратно, и вы будете следить за тем, чтобы покойники оставались там, где должны.
— Отец, ты мне нужен. Не уходи, — забормотал Байрон, цепляясь за лацканы отцовского пиджака. — Больше у меня никого не остается. Может быть…
— Байрон, ты уже взрослый, чтобы говорить подобные глупости. Никаких «может быть». Я должен уйти.
Уильям снова обнял сына.
— Все необходимое… бумаги и прочее… ты найдешь у меня в комнате. Остальное — сам поймешь. Доверяй своей интуиции. Думай над уроками, которые получил. Насколько возможно, я тебя подготовил. Никогда не забывай о том, на что способны мертвые. Ты видел тело Мэйлин. Это сделала внешне безобидная, слабенькая девочка. Не обманывайся внешностью. Мертвые далеко не безобидны. — Он поймал взгляд Байрона. — Не позволяй им выходить в мир живых, и, если такое случится… не щади их. Вы с Ребеккой должны оберегать друг друга и город. Слышишь?
— Слышу.
— Я хочу тобой гордиться.
Уильям повернулся и зашагал в темноту. Через несколько секунд оттуда донеслись последние его слова:
— Я всегда гордился тобой, Байрон.
Шаги стихли.
«Отца больше нет».
Пошатываясь, Байрон вошел в подвал похоронного заведения. Здесь ничего не изменилось. Ноги отказывались его держать, и он рухнул на колени.
«Мой отец. Мой отец… умер».
Байрон рано научился понимать горе. Сначала чужое, с детства присутствуя на церемониях прощания и похоронах. Потом собственное: смерть матери, смерть Эллы. Но со смертью отца обрывалась нить, связывавшая Байрона с прошлым: его детством и многими воспоминаниями. Эпоха «Монтгомери и сын» закончилась. Нужно менять вывеску. Теперь мистер Монтгомери — это он, Байрон. Владелец похоронного заведения и Гробовщик.
Еще не зная о существовании миссии, Байрон никогда не противился наследованию отцовского ремесла. Хотя с детства он многое знал и умел, отец все-таки отправил его учиться в колледж ритуальных услуг. Там ему встречались парни, категорически не желавшие идти по стопам родителей. Были и такие, кого загнали в колледж силой. Байрон не понимал ни этих ребят, ни их родителей. Как можно заниматься похоронным делом, если оно тебе претит? К счастью, сам он ничего подобного не испытывал. Он считал, что у него такое призвание.
Байрон смотрел на стеклянную дверцу отставленного шкафа. В пластиковых бутылках и бутылочках дремали разноцветные жидкости. Все, что там находилось, могло временно уберечь тело от разложения. Эти препараты отец держал на тот случай, если придется хоронить тех, кто родился не в Клейсвилле. Такое случалось, но очень редко. Байрон с детства видел этот светло-голубой шкаф. Он даже открывал дверцу и нюхал содержимое бутылочек. Обычно подвал бывал заперт. Правда, Байрон несколько раз пробирался туда, раздобыв отцовский ключ. Но ему и в голову не приходило, что на боковой стенке шкафа есть неприметная кнопка, а за шкафом находится туннель, ведущий в мир мертвых. Интересно, как бы повел себя отец, если бы Байрон вдруг обнаружил вход?
Бессмысленный вопрос. Его ждали другие, серьезные вопросы. Нужно действовать. Нужно объяснить отцовское исчезновение, поговорить с Ребеккой. Может, о туннеле знал кто-то еще?
Тяжесть случившегося вызывала у Байрона желание распластаться на холодном полу и замереть. Он замрет, а безобидная внешне девчонка будет и дальше разгуливать по Клейсвиллу и кусать ни чем не повинных людей…
Байрон встал, отряхнул брюки, хотя на них не было ни пылинки. Потом вернул на место шкаф. Туннель, в котором скрылся его отец, был снова надежно закрыт.
«Мой отец умер. Уильяма Монтгомери больше нет».
24
За три часа Эмити научила Ребекку основным премудростям изготовления коктейлей. Во всяком случае, та начала понимать смысл рецептов, собранных в пыльной шкатулке, которая хранилась под стойкой. Теперь Эмити решила устроить ей нечто вроде экзамена. Умение составлять коктейли требовало не только знания того, какие марки виски, джина, ликеров смешиваются или не смешиваются между собой. Были и еще некоторые «маленькие хитрости», способные выручить барменшу в трудной ситуации.
— Что такое «особый домашний рецепт»? — спросила Эмити.
— Надежная замена любому фирменному рецепту, который я забыла, — отчеканила Ребекка.
— Поясни на примере, — потребовала Эмити.
— Допустим, я вместо текилы шарахнула ликер «Кюрасао», да еще с избытком. Я придумываю этой смеси название позабористее. Можно что-нибудь такое латиноамериканское — это часто проходит на ура. Если посетителю понравилось и он попросил повторить — можно смело добавлять рецепт в шкатулку.
— А если посетитель скажет, что в коктейле должен ощущаться вкус текилы, но текилой в сделанном тобой пойле и не пахнет?
— Нужно извиниться, сказать, что перепутала заказ, и… постараться найти нужный рецепт. Но ты же сама говорила: такое бывает крайне редко.
— Нужно быть готовой к любым неожиданностям. Скажи, а если ты смешала напитки, которые не смешиваются по определению?
— Все зависит от степени трезвости посетителя. Если он пока еще в состоянии различать, что он пьет, нужно выплеснуть содержимое в раковину и записать это себе в убыток. Но если посетитель сам требует, чтобы ему подали откровенную бурду, не надо с ним спорить. Посетитель всегда прав, даже если у него дурной вкус.
— Умница. Все бы так быстро схватывали, — похвалила Ребекку Эмити. — Ой, у меня же заказ!
Она быстро достала из кулера бутылку джина, налила двойную порцию и разбавила тоником. В это время к стойке, немного покачиваясь, подошел заказчик.
— Спасибо, милая.
Он вывалил на стойку наличные и взял бокал. Ребекка подождала, пока он отойдет подальше, и сказала:
— Мне еще учиться и учиться. У тебя это получается играючи.
Эмити пробила чек, положила в карман не взятую мужчиной сдачу и пожала плечами:
— Я давно этим занимаюсь. Считай, что со старших классов. В Клейсвилле не так-то много работы, и еще меньше такой, которая нравится. Эта работа — моя жизнь.
— Неужели у тебя нет других интересов? — удивилась Ребекка.
— Есть. Но немного.
Судя по тону, Эмити была вовсе не такой простодушной, какой хотела казаться.
— А можно спросить, что это за интересы?
Эмити обняла ее и засмеялась:
— Семья, друзья. Нормальные интересы обычной женщины. Сама знаешь.
— Представь себе, не знаю, — сказала Ребекка, пытаясь превратить в шутку то, что шуткой для нее не являлось. — Клетки не по мне. Не имела и не мечтаю.
