— Одно с другим никак не связано!
— Боюсь, убийство Краули свидетельствует об обратном.
На самом деле его работодатели сообщили ему лишь то, что организация с таким названием заслуживает внимания и что злосчастная кончина Краули может быть каким-то образом связана с ее деятельностью. В этом смысле бурная реакция кардинала была показательна.
— Вы слишком легкомысленно относитесь к информации, распространение которой не может принести ничего хорошего. Это безумие! Один неверный шаг, и средства массовой информации пригвоздят меня к позорному столбу.
— Тогда, может быть, в вашей следующей мессе вам следует помолиться о том, чтобы я, ради всех нас, не делал неверных шагов. Итак, где я могу найти файлы на мальчика?
Кардинал глянул на пистолет, а потом на лицо человека, державшего оружие. Лгать было бессмысленно.
— Они хранятся в архивах «Общества Сент-Эджидио», в церкви Святого Иосифа в Гринвич-Виллидж.
Джентиле кивнул. Мирская христианская благотворительная организация «Сент-Эджидио» вела большую работу с сиротами и беспризорными детьми.
— Под каким именем?
— Фредерико Ботте.
— Как я могу получить этот материал?
— Если я запрошу его, у канцелярии могут возникнуть подозрения. Не говоря уже о том факте, что материал очень старый. Он не был компьютеризован.
— С этим я справлюсь. Как насчет Фонда Грейнджа?
— Я выясню, что смогу.
— Никаких посредников, никаких секретарей. Я буду иметь дело только с вами.
— Хорошо. Как мне связаться с вами?
— Я сам буду выходить на связь.
Он полез в карман своего темного одеяния и достал крохотный спутниковый пейджер «Голдстар».
— Вот. Постоянно держите его при себе. Он не подает звукового сигнала, только вибрирует. Наберите номер, который увидите на этом маленьком экране. Номер будет меняться. Звоните с этого телефона.
Он достал и положил на грудь кардинала рядом с пейджером еще один прибор — крохотный сотовый телефон.
— И вот что еще, — сказал Джентиле, поднявшись.
— Да?
— Не пытайтесь организовать за мной слежку. Не пытайтесь засечь меня через пейджер и телефон. Ни при каких обстоятельствах не обращайтесь в полицию. Вы должны знать одно: я вам не враг. Вы должны также знать, что я без колебаний пожертвую вами ради общего блага. Не наделайте глупостей, ваше преосвященство. Пожалуйста.
С этими словами Джентиле удалился, оставив архиепископа Нью-Йорка нервно трястись в собственной постели. Снаружи, над острыми неоготическими шпилями собора, начала подниматься луна.
ГЛАВА 24
Подойдя к кровати Валентайна, она застала его бодрствующим. Он лежал в затемненной комнате, сцепив руки за головой и уставившись в потолок. Возможно, оживлял в памяти бурное прошлое. Когда она остановилась спиной к луне и стала, глядя на него в упор, расстегивать рубашку, он сказал:
— Тебе не обязательно это делать, ты знаешь.
— Знаю.
Она стянула рубашку, потом завела руки назад, чтобы расстегнуть бюстгальтер, бросила его на пол и одну за другой стала расстегивать пуговицы на джинсах, зная, что он смотрит на нее, и стараясь не думать о том, о чем он думает. Стараясь не думать вообще ни о чем, кроме этого момента.
Он больше не сказал ничего.
Финн освободилась от джинсов, одновременно стянув простые белые хлопчатобумажные трусики, и встала перед ним обнаженная. Светившая позади луна превращала ее волосы в мерцающий спутанный нимб, окружая мягким серебристым сиянием изгибы ее бедер. Она подождала так с мгновение, предоставив ему возможность рассмотреть ее и желая, чтобы он увидел все, что она собой представляет, в лунном свете, а потом наклонилась к его постели и скользнула под одеяло, вспоминая прикосновение его руки к своему бедру в доме полковника, твердое, как касание кулака в железной перчатке, и при этом нежное, как у возлюбленного. Уже тогда она знала, что это должно произойти.
Во второй раз она задумалась об абстрактных моментах и превратностях судьбы, которые могли за ничтожно короткий промежуток времени, всего-то от одного восхода до другого, полностью перевернуть человеческую жизнь. На долю мгновения ей вспомнился Питер, тот его страшный последний крик, а потом перед мысленным взором вдруг предстал туалетный столик ее матери в доме на Додеридж-стрит в Колумбусе и свадебная фотография в серебряной рамке.
Ее мать и отец стояли рядом с серьезными лицами, отец в твиде и очках в черепаховой оправе возвышался над матерью, такой молодой, с сияющими глазами, в безупречном свадебном платье и с букетиком белых цветов в руке. Фон составляли высокие деревья и кусты роз Ветстоун-парка. Все это в бледно-желтых тонах, как всегда бывает на старых черно-белых фотографиях.
Соприкоснувшись с жаркой, сухой кожей бедер Валентайна, Финн почувствовала себя очень молодой, совсем юной, а потом стало слишком поздно для чего бы то ни было. Он протянул руку, положил на ее плоский тугой живот, она повернулась к нему, и он скользнул в нее, мощно и естественно, словно был там с самого начала.
Он начал двигаться, и она двигалась вместе с ним, и ничто другое не имело значения, хотя она и не представляла себе, ради чего делает это: ради него и его боли, ради своего отца или ради себя самой. Сейчас ничто не имело значения, и этого было достаточно для них обоих.
ГЛАВА 25
Лейтенант Джеймс Корнуолл, офицер подразделения памятников истории, произведений искусства и архивов, приписанного к Отряду по расследованию похищений произведений искусства в Западной Германии, входившему в состав Бюро стратегических служб, сидел на камне рядом со своим сержантом, пытаясь придумать способ проникнуть в скрытую за деревьями усадьбу. Пока что он не слишком преуспел. У его группы подходила к концу провизия, местность кишела отступавшими немцами, а сержант предупредил его, что, если хотя бы один немецкий танк двинется в их направлении, их перещелкают, как сидящих уток.
Он зажег сигарету «Лаки страйк», поднял очки в металлической оправе на лоб и задумался, как могло получиться, что человек, проучившийся два года в Сорбонне в Париже и закончивший summa cum laude
[2]
Йельский университет, в итоге оказался сидящим на камне в Баварии, рядом с детиной, провонявшим потом и сигаретами, с винтовкой «гаранд» за спиной. Он был помощником хранителя фонда рисунков и гравюр Музея Паркер-Хейл, и сейчас ему следовало бы завтракать в отеле «Бревурт» с Роримером и Генри Тэйлором из музея «Метрополитен», а не подставлять себя под пули в Баварии.
— И что вы думаете, сержант?
— Мне не платят за то, чтобы я думал, сэр.
— У вас голова или задница?
