Мы пошли из тупика направо, затем повернули, но внезапно одна из дверей распахнулась, и в четырех футах от Старшего оказался человек в белом лабораторном халате. Он, хмурясь, разглядывал бумаги, прикрепленные к планшету.
Прятаться и бежать? Негде и некогда. Незнакомец поднял голову, и его глаза широко распахнулись. Рот раскрылся, и я почти увидел, как расширилась грудная клетка, когда он глубоко вдохнул, чтобы закричать, но Старший со скоростью молнии взмахнул ногой и двинул ему в солнечное сплетение стальным носком ботинка. От жестокого удара тот обмяк у ног сержанта, словно сдувшийся шарик, после чего упал на пол со сдавленным стоном.
Мы поставили его на ноги и надели на запястья и лодыжки пластиковые кандалы раньше, чем он успел набрать воздуха в легкие. Его смуглая кожа побагровела. Старший подошел к приоткрытой двери и заглянул внутрь, затем повернулся ко мне и отрицательно покачал головой. Банни сграбастал пленника за халат на груди и приставил дуло пистолета к его переносице.
— Не шуми и останешься жив, — прошептал он.
Тот начал приходить в себя после шока, и его вытаращенные от боли глаза выкатились еще больше. Видно, до него дошло, что он окружен тремя громилами, вооруженными до зубов. Мы распоряжались его жизнью и смертью, и он это сознавал. Полная и неожиданная беспомощность бывает тем состоянием, которое очищает душу. И помогает сосредоточиться.
Я наклонился над ним и произнес на фарси:
— Говоришь по-английски?
Он помотал головой — насколько позволял ему пистолет Банни, — а затем залопотал, как мне показалось, на мьянмарском, который еще часто называют бирманским. Не из числа моих языков.
Я повторил вопрос на своем родном языке.
— Да… да, английский. Очень хорошо говорю.
— Тебе повезло. Хочу задать несколько вопросов, и если ты скажешь правду и ничего не скроешь, мой друг не станет тебя убивать. Ты понял?
— Да, да, я понял.
— Как тебя зовут?
— Нуйома.
— Индиец? Бирманец?
— Из Рангуна. Это в Бирме.
— Сколько человек в здании?
— Я всего лишь… — Его голос сорвался, и он начал снова: — Я всего лишь компьютерщик.
— Это не ответ на мой вопрос. Сколько человек…
— Я… я не могу. Они меня убьют…
Я схватил его за горло.
— Как ты думаешь, что сделаю с тобой я, если будешь мямлить?
— Они забрали мою жену. Детей. Сестру. Я не могу.
— Кто их забрал? Откуда? Они здесь, в здании?
— Нет. Их увезли прямо из дома. Они у них.
— Кто у кого? — решил уточнить я.
Он замотал головой.
Банни стукнул его по лбу дулом.
— Отвечай на вопросы, иначе этот день закончится так, что тебе вряд ли понравится.
Но Банни напрасно горячился. Глаза пленника наполнились слезами, он стиснул зубы и затрясся. Я заглянул ему в глаза, и мне показалось, я вижу его до глубины души. Этот парень был не террористом, а просто очередной жертвой.
Я отодвинулся немного, пытаясь ослабить ощущение угрозы, исходящее от нас, и смягчил голос.
— Если будешь говорить, мы сделаем все, чтобы помочь твоей семье.
Но он не отвечал, от ужаса преисполнившись решимости молчать.
— Время уходит, — пробормотал Старший.
— Ладно, — сказал я. — Дайте шприц.
Симс выудил его из нагрудного кармана, снял пластиковую головку и передал мне. Слезы безудержно катились по лицу научного сотрудника. Когда я приставлял иглу к его шее, он принялся бормотать что-то на своем родном языке, я придвинулся к нему в надежде уловить слово или фразу, но понял по ритму слов, что он бормочет молитву. Я сделал укол, и транквилизатор за три секунды лишил Нуйому сознания. Несчастный повалился на пол.
— Банни, отнеси его к выходу. Пусть Скип предупредит Черча, что мы взяли пленника. Он может быть заражен контролирующей болезнью, поэтому допросить его надо сейчас. А то еще откинется. Сам немедленно возвращайся сюда.
— Понял, босс… но не хотел бы я оказаться на месте этого парня. И попасть к Черчу на допрос.
Он взвалил Нуйому на плечи, как переносят людей пожарные, и побежал по коридору с такой легкостью, будто не тащил на себе по меньшей мере сто пятьдесят фунтов.
Когда мы остались вдвоем, я тронул Старшего за руку.
— Старший… Сдается мне, ты подозреваешь Олли. Почему его?
Он смотрел в глубь коридора.
— Банни был с нами в двенадцатом. Это многое значит. Олли же прибежал вместе с остальными. Мне не понравилось, что он так медленно отреагировал.
— Скип тоже.
— Этот еще мальчишка. А у крота должен быть боевой опыт. Он достаточно хитер, чтобы прошмыгнуть мимо Черча и целого ОВН. Кроме того, Олли проделал большую работу для Компании.
— ЦРУ? Откуда знаешь?
— Он нам рассказал, когда мы пытались определить, кто станет командиром отряда. Сказал, что часто принимал участие в спецоперациях. А вообще он скрытный, я таких не люблю.
— Шпионом может быть кто угодно, — возразил я. — ОВН кишмя кишит подозрительными типами всех мастей.
— Ага, — протянул Старший, — кто угодно… Я, например. Открыл дверь, а потом вернулся с вами в двенадцатый номер. И отличное алиби готово. А что? Оставалось войти и подстрелить пару зомби.
— Ты только что оправдал Банни, потому что он там был. Двойные стандарты, Старший?
— Может, я просто хочу тебя смутить, капитан.
— Ничего подобного. Лучше скажи, куда нас приводит такая логика?
Улыбка расцвела на темном лице Симса. Он словно стряхнул свои годы, однако глаза оставались мрачными.
— Полагаю, на вершину горы из дерьма, капитан. Хотя лично я не собираюсь верить никому.
— В нашем мире вообще сложно кому-то доверять.
— Точно.
Мы оставили этот разговор и занялись комнатой, из которой вышел бирманец. Я включил свет. Ряды компьютеров непрерывно гудели. Я поежился от холода — висящий на стене термометр показывал два градуса — и подошел к ближайшему устройству, которое не уступало габаритами автомату с кока-колой. Производитель и номер модели были обозначены на медной пластине, привинченной к корпусу. Я стукнул по микрофону.
— Ковбой вызывает Дикона, прием.
— Дикон слушает.
— Название «Ай-би-эм Блю Джин лайт» вам что-нибудь говорит?
— Да. А в чем дело?
— Я стою в комнате, битком набитой такими штуками. Ваш совет?
— Ковбой, советую не упускать выигрышный лотерейный билет.
