— Твоим он, кажется, уже стал.
— Не кощунствуй.
— И на твоем месте я бы поостерегся расхваливать калифу турецкого султана.
Сандро кивнул, принимая к сведению добрый совет.
— Как бы там ни было, Коран почитает Христа и кое в чем весьма интересен. Я укрепил свою веру, Леонардо. Эти люди — равно арабы и турки — воспринимают своего бога совсем не так, как мы. Боюсь, грядут для нас последние дни. Не будет ни спасения, ни передышки, ни…
— Что это за оружие, убивающее во множестве?
— Что?
— Куан говорил о нем с калифом, и тот сослался на мои наброски. Ты хотел мне объяснить, в чем дело, но Куан остановил тебя.
— Мамлюки усилили войско твоими изобретениями, Леонардо, — сказал Сандро. — Весьма впечатляюще. Поздравляю. Лоренцо совершил ошибку, не приняв всерьез твоих талантов военного инженера.
— А кто лучше меня самого может строить мои машины? — спросил Леонардо.
— Кажется, твой ученик Зороастро.
— Он не мой ученик! Почему калиф поручил ему это дело? Он…
— Весьма одарен, — сказал Сандро, — ты сам мне об этом говорил.
— Что он построил?
— Калиф особенно заинтересовался многоствольной пушкой и аркебузой.
— У меня были идеи получше, — заметил Леонардо. — Где он?
— Зороастро? — Сандро пожал плечами.
Леонардо улыбнулся при мысли, что с его набросками выпало работать именно Зороастро; но когда Сандро спросил, чему это он улыбается, не ответил. Он нарочно делал ошибки в рисунках, добавляя лишние шестерни, храповики и цилиндры. Зороастро наверняка пришлось немало повозиться.
— А что с моей летающей машиной?
Сандро снова пожал плечами:
— Зачем нужна машина с крыльями, если можно построить такую, что летает как облако?
— Потому что крылья — механизм, сотворенный природой.
— А облака — нет?
Расстроенный, Леонардо резко переменил тему:
— Расскажи мне о Флоренции. Как там дела?
— Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь?
— Меня держали взаперти в бутыли, — сказал Леонардо, кивая другу и поднимая брови, словно спрашивал, понял ли Сандро его шутку. Если Сандро читал Коран, он, конечно, знает, кто такие джинны. — Я не получал никаких вестей из дома. Как там?
— Плохо, очень плохо, — сказал Сандро. — Флоренция воюет с Папой, который отлучил от церкви всю Тоскану. Чтобы еще ухудшить дело, наши епископы собрались в Дуомо и отлучили Папу.
— Что?! Как такое возможно?
— Они заявили, что «Бенефиций Констанция» и «Бенефиций Пипина» подделки
[55]
.— Сандро вновь перекрестился. — Епископы поставили под сомнение законность папства, прости нас всех Господь, и опубликовали это, и распространяют повсюду.
— А война с Сикстом?
Помолчав, Сандро сказал:
— Мы проигрываем ее.
— Расскажи про Айше.
Но Сандро сказал:
— Лоренцо шлет тебе свои сожаления, Леонардо. Он просил извиниться за него.
— За что?
— За то, что не уважил последнего желания Симонетты. Он был задет и зол. Он хочет, чтобы ты знал: тебе будут рады во Флоренции, и он найдет для тебя место при дворе.
— Будь это правдой, Пузырек, он написал бы мне, сам, — сказал Леонардо. — Уверен, письма у тебя нет.
— Моего слова довольно… как и его.
— Расскажи об Айше.
— Что ты хочешь знать?
— Она спрашивала обо мне?
— Ты любишь ее, Леонардо?
Леонардо одарил друга ледяным взглядом, но ничего не ответил.
— Значит, ты тревожишься за нее?
— Да, Пузырек.
— Она просила передать тебе, что любит тебя, хотя и уверена, что ты должен возненавидеть ее за то, что она забрала Никколо. Она простирается перед тобой ниц.
— Не этого я хотел, — сказал Леонардо.
— А чего же?
Леонардо не ответил. Вдали видны были сотни черных шатров. На пустынной чахлой траве паслись кони и верблюды, несколько пальм распустили свои метелки, словно рогоз в зимнем мертвом саду. У шатров было заметно какое-то движение.
Сандро выругался.
— Что такое? — спросил Леонардо.
— Они снимают шатры. Я-то надеялся, что мы отдохнем здесь хотя бы одну ночь.
— Куда они направляются?
— Ты хотел спросить, Леонардо, куда направляемся мы? Этого-то я как раз и не знаю.
Они скакали всю ночь, пока не добрались до деревни поблизости от Акабы, на северо-восточной оконечности Красного моря. Тысяча всадников на конях и верблюдах пронеслась через селение так, словно брала его штурмом. Там жили верные калифу воины, и их костры из колючек трещали в сухом воздухе.
Только что рассвело, и небо было серовато-розовым. Здешние края были в основном равнинными, хотя поодаль виднелась низкая гряда холмов, неясная, как туман, лишь немногим темнее неба. Скоро, впрочем, солнце развеет рассветные призраки и небо станет чистым и прозрачно-голубым.
Леонардо чувствовал сильный аромат кофе и сладковатый запах жареной баранины и риса, похожие на едва ощутимые благовония. Верблюды ревели, плевались и старались вырвать колышки, к которым их привязали, но солдаты были начеку. Они поднялись навстречу своему калифу, обнажив в приветствии клинки. В мгновение ока они повскакали на коней и верблюдов, рубя ятаганами воздух, — звук походил на шорох летящих стрел. Женщины в покрывалах выглядывали из черных шатров, любуясь забавами мужчин; шлюхи с окрашенными хной ладонями — те, что не носят покрывал, — выбежали на площадь, готовые отдать новой потехе свои тела, еще измятые сном и не остывшие от прежних трудов: в лагере мамлюков были важные гости, три тысячи солдат персидского царя Уссуна Кассано, вождя Аккойнлу — племени Белого Барана, повелителя Персии.
Гости привезли свои припасы, слуг и женщин; говорили, впрочем, что персидские женщины сражаются рядом с мужьями подобно амазонкам древности и, если верить рассказам, они куда яростнее мужчин.
Так что шлюхам приходилось вести себя осторожнее.
В поросшей финиковыми пальмами долине стояли лагерем десять тысяч человек, включая парфян, грузин и татар, присягнувших на верность Уссуну Кассано.
