— Ну, насчет полка я бы усомнился, — сказал Сандро, — но нашего юного Никколо она сожрала.
— Или он ее.
— Мне не пришлось долго бродить в темноте под дверями, пока я искал его, — продолжал Сандро. — Она крикунья.
— И?..
— Поскольку ясно было, что он уже начал, то я решил, что лучше будет дать ему закончить.
Леонардо рассмеялся.
— Что ж, Никко был честен насчет проституток: он прямо сказал мне, что они должны стать частью его воспитания. А замыслил это Тосканелли.
— Никогда бы не поверил!
— Да и я, по правде сказать, тоже, но от старика никогда не знаешь, чего ждать.
— Леонардо…
— Да, друг мой?
— Где ты был все это время?
— Ты же видел, я уходил с Нери. — Леонардо стало не по себе. — Он настоял на том, чтобы устроить мне роскошную прогулку при свечах, которая закончилась оргией наверху — я в ней не участвовал.
— Я не щепетилен, — сказал Сандро. — Твоя личная жизнь — дело только твое. Тебе не нужно ничего объяснять.
— Тогда в чем дело?
— Скажи, кто же тогда был твоим двойником?
Смекнув, что для Сандро открыть эту тайну — лишь дело времени, Леонардо ответил:
— Ладно, Пузырек, ты не оставил мне выхода. Двойником был Нери, а он попросил кого-то сыграть себя. Я встретился с ним позже.
— Большую часть ночи я искал Симонетту, — сказал Сандро.
— А судя по румянцу на твоем лице, друг мой, я бы сказал, что ты немалую часть ночи гонялся за бутылочкой.
— Я выпил только один стакан, — возразил Сандро.
Леонардо не стал развивать эту тему.
— Я виделся наверху с мадонной, — сказал он, делая первый шаг. Ему придется приложить все усилия, чтобы скрыть правду от Сандро. — Она, словно кошка, все время в движении.
Сандро нахмурился, и Леонардо поспешно прибавил:
— Это не оскорбление. Мы говорили о тебе.
Сандро просветлел:
— Да?
— Она верит, что твои картины дадут ей бессмертие. Разве может другой мужчина предложить ей больший дар?
— Правда, — согласился Сандро. — А еще что-нибудь она тебе сказала?
— Сказала только, что не хочет причинять тебе боль.
Лицо Сандро залилось краской.
— Что это значит?
— Всего лишь то, что ты ей небезразличен.
— Но если это так, то…
— Она принадлежит Первому Гражданину, друг мой.
Леонардо вовсе не хотел тешить друга ложными надеждами, но что проку, если Сандро все равно желал бы Симонетту вопреки любой логике.
— Ее сопровождал кто-нибудь?
— Ты видел здесь Лоренцо Великолепного или еще кого-нибудь из Медичи?
— Нет.
— Ну вот тебе и ответ.
Никколо метнулся к Леонардо и встрял в разговор:
— Пойдем же, пойдем, ты пропустишь все!
Симонетта на миг повернулась к ним и едва заметно кивнула Сандро, а потом вновь устремила все свое внимание на человека по имени Куан Инь-ци. Сандро, Леонардо и Никколо, перейдя зал, встали рядом с Симонеттой.
Куан Инь-ци был высок и хорошо сложен, но узкий чувственный рот и раскосые, широко поставленные глаза придавали его лицу холодное и высокомерное выражение. Зарубцевавшийся шрам сбегал слезой из уголка левого глаза, исчезая в путанице густой, безупречно чистой бороды.
— Могу я одолжить заколку или булавку у одной из прекрасных и высокочтимых дам?
Он говорил на тосканском диалекте без ошибок, но слишком ровно и монотонно.
Симонетта плавно прошла сквозь толпу и протянула восточному чародею золотую булавку, которой был сколот ее плащ.
— Вот, Куан, это подойдет?
— Очень хорошо, мадонна Веспуччи, — сказал он, с поклоном принимая булавку.
А потом поднял красный мешок со стопки толстых, переплетенных в кожу книг, которые лежали перед ним на столе. Это были «Арифметика» Боэция, «Сельское дело» Варра, «О восьми частях речи» Доната, «О тяжести» Евклида, одна из Орозиевых «Семи историй против язычников», тоненькая книжка без имени автора с загадочным заглавием «Тайна золотого цветка» и богато украшенная, вся в драгоценных камнях, Библия, недавно переведенная с латыни на итальянский.
Теперь Леонардо было более чем интересно. Он читал все эти труды, кроме Орозия и анонима. Его заинтриговала книга таинственного автора, ему захотелось вникнуть в нее и извлечь ту «тайну», в честь которой она была названа, — но для этого нужно было дождаться, пока китаец не закончит свой фокус.
Куан Инь-ци пододвинул Симонетте Библию.
— Не окажет ли мне мадонна честь, выбрав страницу?
— Вы хотите что-либо определенное?
— Нет, мадонна, подойдет любая страница. Просто закройте глаза и наугад выберите страницу и строку… но сначала мне надо на время ослепнуть. — И, натянув на голову плотный мешок, который перед тем прикрывал книги, он повернулся спиной к Симонетте. — Пожалуйста, не обижайтесь, мадонна. А теперь — прошу нас, выбирайте страницу.
Симонетта раскрыла книгу, зажмурилась и принялась листать тяжелые пергаментные страницы.
— Здесь, — сказала она наконец, открывая глаза, и нее зааплодировали, будто она разрешила сложнейшую загадку.
— Будьте добры назвать страницу и строку, с которой начинается избранное вами, — попросил Куан Инь-ци, а потом добавил мягкой скороговоркой, как любой западный престидижитатор: — Должен сказать псом вам, кто выказывает ко мне такое терпение, что все книги, кроме вот этого анонимного томика, принадлежащего мне, были щедро одолжены нам великим мастером Тосканелли, которого знают и ценят далеко за пределами его родных земель, в местах, о коих, быть может, не знаете даже вы.
Покуда Куан говорил, Симонетта отсчитывала строчки.
— Страница триста шестнадцать. Строчка… двадцать пятая, — сказала она наконец.
— Выбор хорош, любезная дама, — сказал Куан. — Вот что там сказано, слово в слово: «Или ты не слыхал? Давным-давно сотворил я сие. В незапамятные времена я облек сие в форму. Ныне претворил я сие в жизнь. Воистину, быть посему, и крепостям сим обратиться в безжизненные руины. Оттого были их жители слабы, напуганы и смятенны…» Надо ли мне продолжать? — спросил он. — Я могу цитировать Священное Писание, пока мой голос не сядет.
С этими словами он обернулся, и все захлопали, громко им восторгаясь.
— Еще рано, мои добрые друзья, — сказал Куан. — Мы еще не закончили.
И, подав Симонетте ее собственную булавку, он попросил ее выбрать слово и вколоть в него острие.
