Они успели нырнуть в магазин готовой одежды как раз в тот момент, когда стрелок проходил мимо. Малоун выглянул в дверь и увидел, что мужчина вошел в кафе.
— Что он делает? — спросила Пэм.
— Ждет, пока уляжется суматоха. Отсидится здесь некоторое время, а потом по-тихому уберется восвояси.
— Но это безумие! Ведь он убил человека!
— Об этом знаем только мы.
— А зачем вообще понадобилось убивать того беднягу?
— Причин может быть много: чтобы потрепать нам нервы, не позволить получить важную информацию. Да мало ли…
— До чего же грязная работа!
— А ты думаешь, почему я ушел? — Малоун решил использовать передышку в свою пользу. — Отправляйся к машине и пригони ее сюда, — сказал он, а затем указал на трамвайную остановку, чуть дальше по аллее, тянущейся вдоль морского берега. — Припаркуй ее вон там и жди меня. Когда стрелок выйдет из кафе, он поедет в ту сторону. Это единственная дорога из города.
Малоун передал ей ключи, и на мгновение в его памяти ожили другие моменты, когда он отдавал этой женщине ключи от машины. Он вспомнил о минувших годах. Когда он возвращался с очередного задания, мысль о том, что дома его ждут она и Гари, всегда согревала его. Хотя теперь в этом не признался бы ни один из них, когда-то они все же были отличной парой. К сожалению, ее ложь о Гари затмила все хорошее, что было между ними, отравив их отношения горьким вкусом подозрительности. Теперь Малоун невольно задавался вопросом: а не была ли иллюзией вся их совместная жизнь?
Женщина будто прочитала его мысли. Ее взгляд смягчился, и на мгновение она превратилась в ту Пэм, какой была до того, как неприятности изменили их обоих.
— Я найду Гари, клянусь тебе. С ним не случится ничего плохого.
Ему хотелось, чтобы Пэм ответила, но она ничего не сказала, и это молчание укусило сильнее любых слов. А потом она ушла.
12
Оксфордшир, Англия, 10.30
На протяжении последних трех лет, после того как Джордж Хаддад убедил себя в том, что ответ на мучающую его дилемму находится здесь, он был частым посетителем Бейнбридж-холла.
Этот дом был настоящим шедевром, где царили мрамор, мортлейкские гобелены и богатое многоцветное убранство. Роскошная лестница, отделанная панелями с резными флористическими узорами, датировалась временем восхождения на трон Карла II Стюарта. К тому же 1660 году относились и гипсовые потолки. Картины и мебель были восемнадцатого и девятнадцатого веков, и каждый предмет являлся классическим образцом английского загородного стиля.
Но тут жило и нечто более важное, чем все эти красоты.
Загадка. Как в белом мраморном памятнике, возле которого до сих пор толпились представители прессы, слушая так называемых экспертов. Как в самом Томасе Бейнбридже, неизвестном английском эрле, жившем в конце восемнадцатого века.
Хаддад знал историю этой семьи.
Бейнбридж родился в мире, обитатели которого пользовались всевозможными привилегиями, перед ними открывались головокружительные перспективы. Его отец был эсквайром Оксфордшира. Хотя общественное положение Томаса Бейнбриджа было гарантировано переходящим по наследству титулом и богатством, он отклонился от семейной традиции и предпочел карьере военного деятельность в области наук — в основном истории, археологии — и изучения языков. Когда умер отец, он унаследовал его владения и провел много лет в путешествиях по миру, став первым выходцем с Запада, глубоко изучившим Египет, Святую землю, Аравию. Впоследствии он познакомил со своими исследованиями мир — публикуя отчеты о них в разных журналах.
Он выучил древнееврейский — язык, на котором был написан Ветхий Завет. Задача не из легких, учитывая, что этот диалект — консонантный и на нем перестали говорить еще за шестьсот лет до появления на свет Христа. В1767 году Бейнбридж опубликовал книгу, в которой поставил под сомнение правильность переводов Ветхого Завета, и бросил таким образом вызов тому, что считалось общепризнанной мудростью. Остаток жизни Бейнбридж провел, отстаивая свои теории, а умер озлобленным, сломленным, оставшись без единого пенни в кармане.
Хаддад понимал беды Бейнбриджа. Он тоже бросил вызов общепринятым истинам, и результаты этого были поистине катастрофическими.
Ему нравилось приходить в этот дом. К сожалению, большая часть обстановки, включая редкостную библиотеку Бейнбриджа, в свое время отошла за долги кредиторам. Лишь в последние несколько лет удалось разыскать и вернуть кое-что из мебели. Что же касается книг, то они пропали бесследно, переходя от торговцев к коллекционерам, а то и вовсе оказываясь на помойках, где уготован конец изрядной части накопленных человечеством знаний. И все же, перешерстив сотни букинистических лавок, которыми утыкан Лондон, Хаддад сумел отыскать несколько томиков, стоявших некогда на полке библиотеки Бейнбриджа.
А еще ему помог в этом интернет.
Какое потрясающее сокровище эта Всемирная сеть! Чего бы они смогли добиться, располагая подобным информационным ресурсом шестьдесят лет назад!
В последнее время Хаддад все чаще вспоминал 1948 год, когда во время накбы он тайно перевозил оружие и убивал евреев. Его возмущала чванливость нынешнего поколения, ради которого поколение предыдущее шло на такие жертвы. Восемьсот тысяч арабов оказались изгнанными с собственных земель. Ему самому было девятнадцать, когда он сражался в рядах палестинского сопротивления, будучи одним, из полевых командиров. Но все оказалось напрасным. Сионисты взяли верх, арабы потерпели поражение, и палестинцы превратились в парий.
Но память продолжала жить.
Хаддад пытался забыть обо всем. Он и правда хотел этого. Совершенные им убийства отравили всю его последующую жизнь непрекращающимися угрызениями совести. Он перешел в христианство, но и это не помогло ему избавиться от боли. Перед его мысленным взором до сих пор стояли мертвые лица. Особенно одно из них. Лицо человека, который назвался Хранителем.
«Ты ведешь войну, в которой нет нужды, против врага, который введен в заблуждение».
В тот апрельский день 1948-го эти слова, словно тавро, оказались навечно выжженными в его памяти и преследовали его вплоть до сегодняшнего дня.
«Мы храним Знание. Из Библиотеки».
Эта фраза изменила течение всей его жизни.
Он шел по дому, рассматривая мраморные бюсты, резные украшения, фантастические орнаменты, загадочные надписи. Двигаясь навстречу идущим по раз и навсегда проложенному маршруту туристам, он вошел в просторную комнату, где академическая серьезность библиотеки была смешана с присущими только женщине изяществом и лукавством. Его взгляд был прикован к полкам, на которых когда-то, выстроившись в ряд, стояло собрание многовековой мудрости человечества. И — к картинам, с которых смотрели люди, которые некогда по своему усмотрению кроили историю.
Томас Бейнбридж был Приглашенным. Как и отец Хаддада. Однако Хранитель прибыл в Палестину на две недели позже, чем было надо, и в результате пуля из пистолета Хаддада заставила посланника умолкнуть навсегда.
