Малоун подбирал слова с большой осторожностью. Не важно, что Макколэм помог им выбраться из Белема, он все равно оставался для них незнакомцем, а убивал с мастерством профессионала и без всяких угрызений совести. Оставаться рядом с этим опасным человеком Малоуна заставляло только одно: у него был Квест героя.
— У вас, я вижу, хорошие связи. Наш перелет организовал лично генеральный прокурор?
— Да, друзей у меня хватает.
— Вы работаете либо на ЦРУ, либо на военную разведку, либо на какое-то другое ведомство из этого ряда.
— Ни на тех, ни на других, ни на третьих. Я в отставке.
Макколэм хохотнул.
— Ну-ну, рассказывайте. Мне нравится эта история. Он, видите ли, в отставке! Да вы по самые уши влезли в какую-то историю.
Малоун закончил завтракать и заметил, что старший по погрузке смотрит на него. После того как они поднялись на борт, ему удалось перекинуться с этим человеком несколькими фразами. Мужчина подал ему знак, и Малоун понял: последний контейнер, стоящий у конца лавки. Затем старший по погрузке четыре раза сжал и расправил ладонь. Понятно, через двадцать минут. Малоун кивнул.
65
Вена, 8.30
Торвальдсен устроился в кресле в Доме бабочек и раскрыл атлас. Они с Гари проснулись около часа назад, приняли душ и легко позавтракали. Датчанин пришел в Дом бабочек, не только спасаясь от «жучков», но и чтобы дождаться здесь того, что неизбежно должно было произойти. Херманн очень скоро обнаружит пропажу.
Утро у участников ассамблеи было свободным, поскольку следующее заседание должно было начаться лишь после полудня. Всю ночь атлас со спрятанными в нем листами пергамента пролежал под кроватью Торвальдсена, но под утро он уже не мог сдерживать любопытство. Ему хотелось узнать больше. Хотя Торвальдсен мог читать по-латыни, его познания в греческом были минимальны, а древнегреческого, который, несомненно, был языком общения Иеронима и Августина, он и вовсе не знал. К счастью, Херманн позаботился о том, чтобы перевести древние тексты.
Гари сидел напротив него в другом кресле.
— Вчера вечером вы сказали, что, возможно, это именно то, за чем мы приходили в библиотеку.
Мальчик, решил Торвальдсен, заслуживает того, чтобы знать правду.
— Тебя похитили для того, чтобы заставить твоего отца найти одного человека, которого он спрятал много лет назад. Я думаю, листы, которые ты сейчас видишь в моих руках, связаны со всем этим.
— Каким образом?
— Это переписка двух ученых мужей, Иеронима и Августина. Они жили в четвертом-пятом веках и активно участвовали в формировании христианской религии.
— История. Она уже начинает мне нравиться, но надо столько всего знать, что голова кругом идет.
Торвальдсен улыбнулся.
— Но главная проблема состоит в том, что у нас слишком мало документов, дошедших до наших дней из тех времен. Войны, политики, время и насилие уничтожили большую их часть. Но вот это, — он указал на листы, — мысли двух образованнейших людей древности.
Торвальдсен хорошо знал историю обоих. Августин родился в Африке от матери-христианки и отца-язычника. Став взрослым, он принял христианство и рассказал о своей юношеской невоздержанности в автобиографии, которую назвал «Исповедь», книге, которая, насколько было известно Торвальдсену, до сих пор входила в программу обязательного чтения любого университета. Он основал монашескую общину в Гиппоне и в течение тридцати пяти лет был епископом этого города, став интеллектуальным лидером католицизма в Африке, используя при этом все свое влияние для защиты истинной веры. Церковь многим обязана ему в части формирования раннехристианского учения.
Иероним также был рожден в семье язычников и бездумно промотал свою молодость. Впоследствии, однако, он стал жадно поглощать знания и со временем превратился в самого просвещенного из Отцов Церкви. Он вел жизнь отшельника и тридцать лет посвятил переводу Библии. С той поры его имя столь тесно ассоциируется с книгами, что его признали святым покровителем библиотек.
Из того немногого, что Торвальдсену удалось подслушать прошлой ночью, ему стало ясно, что двое этих людей, живших в разных частях древнего мира, общались друг с другом в тот период, когда Иероним занимался главным делом всей своей жизни. Херманн вкратце рассказал вице-президенту о том, как двое ученых манипулировали библейскими текстами, но Торвальдсену было необходимо увидеть картину полностью. Поэтому он взял листы с английским переводом и стал читать вслух.
«Мой ученый собрат Августин. Было время, когда я полагал Септуагинту дивным трудом. Я прочитал ее в Александрийской библиотеке. Я слышал мысли книжников, которые пересказывали беды израилитов, и это породило веру, которой до сих пор полна моя душа. Но та, прежняя радость теперь сменилась смущением. Мой труд по переводу старых текстов позволил мне понять, что создатели Септуагинты позволили себе большие вольности. Переводя абзац за абзацем, я обнаруживаю все новые и новые несоответствия. Иерусалим — это не город, а местность, в которой расположены многие города и поселения. Святейшая из рек Иордан на самом деле не река, а горный хребет. Что касается названий тех или иных мест, то большинство из них также неверны. Греческий перевод не соответствует древнееврейскому оригиналу, и так — по всему тексту, причем получилось это не по ошибке или невежеству, а было сделано преднамеренно».
«Иероним, друг мой.
И без того нелегкая задача, стоящая перед тобой, стала еще труднее из-за великой миссии, возложенной на нас. Я тоже провел немало времени в Александрийской библиотеке. Многие из нас изучали древние манускрипты. Мне довелось прочитать воспоминания Геродота, посетившего Палестину в пятом веке до Рождества Христова. Там он обнаружил территорию, находившуюся под владычеством персов и населенную сирийцами. Ни израилитов, ни евреев он там не нашел, как не нашел Иерусалима или Иудеи. Это показалось мне весьма примечательным, тем более что, согласно старым текстам, именно в это время в Иерусалиме сооружался храм Яхве, а Иудее был присвоен статус крупной провинции. Если бы все это существовало на самом деле, просвещенный грек не мог бы всего этого не заметить, поскольку слыл человеком наблюдательным и дотошным.
Я обнаружил, что первое отождествление древнего Израиля с тем, что мы называем Палестиной, принадлежит римлянину Страбону. Его „Исторические записки“ изобилуют деталями и подробностями того, что ему удалось узнать, мне же посчастливилось прочитать этот труд в Александрийской библиотеке. Он был завершен через двадцать три года после появления на свет нашего Господа, то есть он писал его при жизни Христа. Он отмечает, что название „Иудея“ стало применяться к Палестине во время греческого правления. На греческом страна евреев называлась Иудайя. Это было всего за столетие до рождения Христа. Значит, евреи обосновались в Палестине за те четыреста лет, которые разделяют посещения этих мест Геродотом и Страбоном.
