Катерина стояла на оживленной площади перед церковью и раздумывала: не попросить ли помощи у патрульных солдат? Уже начали приходить автобусы с новыми партиями паломников. На улицах появлялся первый транспорт, торговцы открывали свои магазины.
Накануне они провели прекрасный вечер. Их разговор в ресторане придал ей сил, а то, что последовало за ним, сблизило их еще больше. Она уже решила ничего не рассказывать Альберто Валендреа. Она приехала в Боснию, чтобы быть с Мишнером, а не за тем, чтобы шпионить за ним. Пусть Амбрози и Валендреа думают о ней, что хотят. Она рада, что оказалась здесь. Теперь ей безразлична карьера журналистки. Она уедет в Румынию и будет помогать тем детям. Пусть ее родители гордятся ею. Пусть и она гордится. Пусть впервые в жизни сделает что-то хорошее.
Все эти годы Катерина винила Мишнера, но сейчас поняла, что в случившемся виновата и она. И виновата больше, чем он. Мишнер любил Бога и церковь. Она любила только себя. Но теперь все будет по-другому. Она сделает все для этого. За ужином Мишнер посетовал, что никогда не спасал ничьей души. Возможно, он ошибался. Ее душа станет первой.
Она перешла улицу и поискала его в туристическом павильоне. Но там никто не видел человека, похожего по описанию на Мишнера. Она прошла по тротуару, заглядывая в магазины в надежде, что он расспрашивает там об остальных очевидцах. Затем инстинктивно посмотрела в ту сторону, куда они ходили вчера, вдоль тех же рядов белых оштукатуренных домиков с красными черепичными крышами, где жила Ясна.
Подойдя к ее дому, Катерина постучала. Ответа не последовало.
Катерина вернулась на тротуар. Ставни дома закрыты. Она немного подождала, не покажется ли внутри какой-то признак жизни, но в доме было тихо. Катерина не заметила машины Ясны около дома.
Она побрела обратно в гостиницу.
Из дома напротив выскочила женщина и закричала по-хорватски:
— Это ужасно! Ужасно! Помоги нам, Боже!
Неподдельное страдание в ее голосе встревожило Катерину.
— В чем дело? — крикнула она, напрягая все свои познания в хорватском языке.
Пожилая женщина остановилась. В ее глазах застыл испуг.
— Ясна. Ее нашли на горе у креста, ее ударило молнией!
— Она жива?
— Я не знаю. За ней пошли.
Женщина совершенно обезумела и находилась на грани истерики. Из ее глаз текли слезы. Она постоянно крестилась и сжимала в руке четки, между всхлипываниями бормоча молитвы.
— Матерь Божья, спаси ее. Пусть она не умрет. Она благословенна.
— Там все так серьезно?
— Когда ее нашли, она едва дышала.
Катерину осенила страшная догадка.
— А она была одна?
Женщина как будто не услышала вопроса и продолжала бормотать молитвы, прося Бога спасти Ясну.
— Она была одна? — повторила Катерина побелевшими губами.
Женщина смотрела на нее, с трудом пытаясь понять вопрос:
— Нет. Там был еще какой-то человек. Его тоже ударило молнией. Как и ее.
Глава LII
Ватикан
29 ноября, среда
9.30
Валендреа поднимался по лестнице к Сикстинской капелле, думая, что престол почти у него в руках. Ему может помешать только кардинал из Кении, пытающийся продолжать неудачную политику папы-самоубийцы. Если бы это зависело от Валендреа и было бы осуществимо за один день, то тело Климента немедленно убрали бы из собора Святого Петра и отправили обратно в Германию. Может быть, это удалось бы проделать на основании собственного завещания Климента — его текст был опубликован неделю назад, — где он сам просил, чтобы его похоронили в Бамберге. Это можно было бы представить как исполнение церковью последней воли своего умершего понтифика, и такая мера наверняка встретила бы всеобщее одобрение. А главное — священное место оказалось бы избавленным от останков человека, проявившего недостойное малодушие.
Он продолжал думать о случившемся за завтраком. Наконец-то все усилия Амбрози, потраченные им в течение последних лет, начали приносить плоды! Это Паоло предложил установить подслушивающие устройства. Сначала Валендреа опасался, что их могут обнаружить, но Амбрози оказался прав. Надо его наградить. Валендреа пожалел, что не взял его на конклав, но Амбрози остался снаружи с приказанием убрать за время избрания Папы все магнитофоны и жучки. Лучшего времени для этого не придумать — Курия бездействовала, и всеобщее внимание приковано к Сикстинской капелле.
Он взошел на узкую мраморную лестницу. На ступенях его ждал Нгови.
— Судный день, Маурис, — сказал Валендреа, поравнявшись с ним на верхней ступеньке.
— Можно и так сказать.
До ближайшего кардинала было около пятидесяти футов, а за Валендреа по ступеням никто не шел. Большинство участников конклава уже были в капелле. Он ждал до последнего, прежде чем войти.
— Честное слово, я не буду скучать без этих ваших загадок. Ни без ваших, ни без Климента.
— Меня больше интересуют ответы на эти загадки.
— Желаю успеха в Кении. Смотрите, не перегрейтесь там.
Валендреа направился прочь.
— Вы не выиграете, — сказал Нгови.
Он обернулся. Ему не понравилось самодовольное выражение лица африканца, но он не удержался и спросил:
— Почему?
Нгови не ответил. Он прошел мило Валендреа, слегка задев его, и вошел в капеллу.
* * *
Кардиналы расселись по своим местам. Нгови стоял перед алтарем, на фоне ярких красок «Страшного суда» Микеланджело его фигура почти терялась.
— Я хочу кое-что сказать перед началом голосования.
Все сто тринадцать кардиналов повернулись в сторону Нгови. Валендреа глубоко вдохнул. Он не мог никак вмешаться. Кардинал-камерленго еще не лишился своих полномочий.
— Некоторые из вас считают, что я смогу стать преемником нашего возлюбленного покойного Отца. Как ни лестно ваше доверие, я вынужден отклонить собственную кандидатуру. В случае избрания я откажусь от престола. Имейте это в виду при голосовании.
Нгови сошел с алтаря и занял место среди кардиналов.
Валендреа понял, что никто из сорока трех сторонников Нгови не станет теперь за него голосовать. Они хотели оказаться на стороне победителя. Поскольку их лошадка только что сошла с дистанции, им придется поставить на кого-то другого. Учитывая, что появление третьего кандидата уже маловероятно, Валендреа быстро произвел в уме нужные подсчеты. Ему нужно всего лишь сохранить свои пятьдесят девять голосов и привлечь на свою сторону часть обезглавленного блока Нгови.
Это сделать нетрудно.
Он хотел спросить у Нгови, почему тот так поступил. Его шаг казался абсолютно бессмысленным. Хотя он и отрицал, что стремился стать Папой, кто-то же собрал для африканца сорок три голоса, и Валендреа ни за что в жизни не поверил бы, что это произошло благодаря Святому Духу! Это борьба людей, организованная и проводимая людьми. Очевидно, среди его окружающих есть один или несколько противников, хотя и тайных. Их вожаком вполне мог стать кардинал-архивариус, обладавший и сильным характером, и обширными познаниями.
