— Не стреляйте.
Грант снова навел пистолет на Мьюра.
— Еще один шаг, и мозги мистера Мьюра будут размазаны тут по всем стенам, — крикнул он в проход. И спросил у Мьюра: — Кого ты притащил?
Фонарик Мьюра упал на пол, но в небольшом помещении отбрасывал достаточно света, чтобы стало видно, как тот побледнел.
— Не волнуйся так…
Грант немного подумал.
— Бросай оружие и медленно иди ко мне.
— У меня нет оружия, — возразил испуганный голос. — Можно я…
— Тогда иди сюда.
Марина подняла фонарик и посветила в проход. Послышался кашель, что-то зашуршало по камням. Щурясь и подняв руки так, что они упирались в низкий потолок, в круг света вышел человек. Шапка снежно-белых волос обрамляла его круглое лицо, морщинистое, но все равно странно моложавое, щеки и нос покраснели от солнечного ожога. Из-под кустистых белых бровей смотрели бледно-голубые глаза; настороженность во взгляде медленно сменилась удивлением, когда человек заметил, где находится.
— Поразительно, — выдохнул он.
В помещении что-то изменилось — напряжение спало. Грант ощутил, что теряет контроль над ситуацией.
— Кто это? — резко спросил он, поведя револьвером в сторону Мьюра.
— Его зовут Артур Рид. Профессор классической филологии в Оксфорде.
— Разрешите…
Рид протянул к Марине руку. Ошеломленная, она, не сопротивляясь, позволила забрать у нее фонарь.
— Поразительно, — повторил вновь прибывший, разглядывая выставленные у задней стены предметы. — Насколько я понимаю, это, кажется, баэтил, священный камень с неба.
— И мы так решили, — отозвался Грант.
Неожиданно, не понимая почему, он почувствовал себя так, будто ему надо вести себя прилично, словно мальчику, которого вытащили из его любимого укрытия на дереве в саду и заставили пить чай с троюродной тетушкой.
Мьюр полез в карман, замер, увидев, что Грант сгибает палец на спусковом крючке револьвера, и рассмеялся.
— Не беспокойся. — Он вытащил портсигар из слоновой кости. — Закуришь?
Гранту смертельно хотелось курить, но принять щедрость Мьюра он был пока не готов.
— Может, лучше расскажешь, какого черта тут творится?
Мьюр чиркнул спичкой, добавив к электрическому свету фонарика теплый отсвет живого пламени.
— Ты небось думаешь, что я должен все тебе объяснить.
В углу помещения хрустнул камень, и все трое резко обернулись. Рид стоял на коленях на скамье возле ниши в стене. Он, кажется, снял священный камень со своего места или по крайней мере сдвинул, открыв темную впадину под ним.
— Не может ли кто-нибудь мне помочь?
Грант и Мьюр смотрели друг другу в глаза над дулом пистолета. Раздраженно фыркнув, к Риду подошла Марина.
— Там что-то внизу, — пояснил тот. — Вы можете это достать?
Марина наклонилась над отверстием. Через несколько мгновений ее рука вынырнула оттуда, сжимая что-то маленькое, плоское и тяжелое. Она посмотрела, что это, перевернула и ахнула от удивления. И молча протянула предмет Риду.
— Поразительно, — прошептал он.
Грант поставил «уэбли» на предохранитель.
— Ну а теперь, — произнес он, — может быть, все-таки кто-нибудь расскажет мне, что все это значит?
Они уселись на уступе возле пещеры, моргая и щурясь под солнцем. Рид надел шляпу с широкими полями, он сидел на камне и чистил апельсин. Марина держала револьвер, наведя его на Мьюра, а Грант вертел в руках найденный предмет. Это была глиняная табличка, в четверть дюйма толщиной и размером с его ладонь, со скругленными углами и гладкими поверхностями; только зазубренный край внизу давал понять, что нижняя часть отломана. Время, земля и огонь испачкали глину, но нацарапанные на ней значки читались довольно ясно. Одну сторону ряд за рядом покрывали необычные маленькие символы — они были вырезаны в еще сырой глине и, запекшиеся, остались в вечности.
— Это линейное письмо Б?
— Да, — хором ответили Рид и Марина и посмотрели друг на друга с восторгом и удивлением единомышленников.
Грант провел пальцем по значкам, ощущая неровные края и глубокие завитки, словно на ощупь он мог каким-то образом уловить пульс их древних секретов. О чем здесь говорится? Он перевернул табличку. На оборотной стороне ничего не было написано — глина оставалась плоской и гладкой, сохранив лишь отпечатки ладоней, которые с ней работали. Но было там и кое-что еще. Грант утвердил на колене тетрадь Пембертона, прижав табличкой страницу, и стал сравнивать. Один рисунок был сделан чернилами, уверенной рукой Пембертона, другой — краской; он осыпался и выцвел, но сходство можно было определить безошибочно. По бокам долины высились две горы, посередине — похожий на купол холм, увенчанный рогом храм, пара голубей. А над ними парил лев — тот же самый зверь, что и сейчас наблюдал за ними со своего места над трещиной в скале.
— Пембертон спрятал ее в пещере, когда уходил, — произнес Рид.
Он взял у Гранта дневник и табличку и еще раз стал их рассматривать. Перелистав страницы, он добрался до последней, с цитатой из Гомера.
— «Строем становятся, битвою бьются по брегу речному;
Колют друг друга, метая стремительно медные копья».
Он вздохнул.
— Джон Пембертон таким и был. Храбрый человек.
— Хороший человек, — прибавила Марина.
— Мертвый человек. — Грант повернулся к Мьюру. — Но вот что я хочу знать: что же он такое ценное нашел? И с чего вы все так за этим гоняетесь?
— Информация для служебного пользования, — осклабился Мьюр. — Это секрет.
— Такой секрет, что за него и жизнь отдать не жалко? — Грант глянул с края утеса. — Падение отсюда, скорее всего, станет смертельным, да только ты умрешь раньше, чем долетишь до земли.
Марина справа от Гранта по-прежнему целилась в Мьюра.
Даже если ее тонкие руки и устали, по ней никак этого было не заметить. Мьюр посмотрел по очереди на обоих. Их лица ничуть его не обнадежили.
Он очень медленно закурил еще одну сигарету. В горячем послеполуденном воздухе каждый звук казался неестественно громким — и щелчок портсигара, и вспышка огня, и треск использованной спички, которую Мьюр переломил пополам. По его лицу пробежала тень — в небе парил ястреб.
— Хорошо. — Он глубоко затянулся, и его губы сложились в некое подобие довольной улыбки. — Я расскажу вам, что могу.
— Постарайся, чтобы этого оказалось достаточно.
Из кармана рубашки Мьюр вытащил пачку фотографий и одну передал Гранту.
— Похоже на нашу табличку, — заметил тот.
— Ее нашли американцы в последние дни войны в научном центре, который они захватили в Ораниенбурге, в Германии.
