— Я хочу поговорить с вами как мужчина с мужчиной, — сказал он. — Давайте немного пройдемся. На воздухе.
Миранда попыталась протестовать.
— Вернемся через пару минут, — заверил отец.
Натан Ли вышел из дома. Эббот плотно прикрыл за ними дверь.
С наступлением холодов бабочки Миранды умерли. Вольер пустовал. Единственным напоминанием о них оставались несколько ярких пятен на земле. Эббот направился к кромке столовой горы. В десяти футах от обрыва осмотрительно развернулся.
— Близковато, — сказал он Натану Ли. — Не умею так твердо ставить ноги, как вы, альпинисты. — Это было не оправдание и не комплимент.
Натан Ли ждал.
— Я ознакомился с вашим личным делом, — сказал Эббот. — Прямо смертельный номер под куполом цирка. Падаете, но восстаете вновь. У вас удивительный талант: выходить сухим из воды. Вы всегда выживаете. — Голос его вдруг стал суровым. Мрачным и жестким. — Вот почему я сохранил вам жизнь.
Его прямота успокаивающе подействовала на Натана Ли. Он был приглашен Полом Эбботом к позднему завтраку, но не ради знакомства. Они продвигались к сути дела, и довольно быстро. Отец Миранды пришел сюда поторговаться.
Эббот вытащил из внутреннего кармана письмо и развернул его.
— Вы видели приказ о депортации? — спросил он.
— Только слышал, что он есть.
Подобные приказы были словно стрелы, превращающиеся в змей, как только их жертва погибала. Они убивали и… бесследно исчезали.
— Я тоже. Пока не наткнулся на этот. — Эббот постучал пальцем по письму. — С вашим именем.
Он вручил письмо Натану Ли. Документ формального стиля с инструкциями его подателю: арестовать и выслать Натана Ли Свифта в ближайший город или иное место, предназначенное к зачистке. Ордер был выдан Оксом. Государственный нотариус даже украсил низ документа квадратной печатью. Дата — следующий день после возвращения Натана Ли из Денвера. Не успел Натан Ли вырваться из лап смерти, как тут же Окс приговорил его умирать вновь.
Но кто-то аккуратной линией зачеркнул имя Натана Ли. А сверху написал: «Дэвид Окс». Теперь это читал ось так, будто Окс подписал самому себе смертный приговор. Натан Ли более внимательно вгляделся в инициалы на полях, заметил наспех сделанную подпись внизу. «П. Э.» — Пол Эббот.
— Берите на память, — сказал Эббот. — Миранда мне звонила. Умоляла. Вы понятия не имеете, насколько это важно для нее. Она уверяла: Окс способен подстроить любую каверзу. Мои агенты воспрепятствовали этому.
Натану Ли казалось: он видит, как проступает ненависть, даже в цвете чернил.
— Окс… — проговорил он.
— Окс уехал, — сказал Эббот. — Но он вернется. Можете на это рассчитывать.
— Сюда?
— Солт-Лейк-Сити — следующий на очереди к зачистке. Пять сотен миль по прямой. Но это очень уж далеко для моих целей. Так что я посовещался с мистером Оксом. Как мне показалось, он был искренне рад покинуть Лос-Аламос самостоятельно.
Натан Ли почувствовал оттенок глубокого коварства. Эббот пощадил — или припас — не одну жизнь, а две, и обе для какого-то более серьезного, скрытого замысла. Раскрывая перед Натаном Ли этот секрет, Эббот исподволь готовил его к тому, что потребует взамен ответной услуги.
— Скажите мне, — спросил Эббот. — Неужели Окс настолько безумен?
— Что вы имеете в виду?
— Эта мессианская лихорадка. Прямо как заболевание. Что-то похожее наблюдалось за ним прежде?
— Я вас не понимаю.
— Чудо.
— Какое чудо?
— Ладно, забудьте, — сказал Эббот. — Делу уже дан ход, все завертелось.
Натану Ли почудилось, будто он ощущает, как вокруг крутятся невидимые колеса. Его уже поместили в огромный часовой механизм. Каким бы ни было его участие, ему неминуемо придется вступать в назначенное время.
— Ваша роль проста, — объяснял ему Эббот. — До поры до времени занимайтесь тем, что считаете нужным. Беседуйте с Богом. Нюхайте розы. Живите с моей дочерью. Сделайте ее счастливой. Окружите любовью. Что бы ни случилось, будьте рядом.
Эббот вручил ему один из двух своих мобильных телефонов.
— День «Э» все ближе, — сказал он. — Я хорошо знаю Миранду. Она упрется, решив остаться здесь. Вы слышали ее. Но вы привезете ее ко мне. Она будет отчаянно сопротивляться. Не исключено, возненавидит вас на всю оставшуюся жизнь. Но вы доставите ее ко мне, в убежище.
Эббот посмотрел за спину Натану Ли на поднимающееся солнце. Сощурил глаза — две узких щелочки. Затем перевел взгляд на собеседника.
— Если кто и может меня понять, то лишь вы один, — закончил он разговор. — Я не должен потерять дочь.
31
ОСАДА
На исходе октября
Отец отбыл, предоставив Миранде возможность вывести их к солнечному свету. Одним росчерком пера она уничтожила взращенную Кавендишем атмосферу скрытности, рассекретив все его исследования и распланировав семинары и конференции. Отныне лабораториям предписывалось сотрудничать, а не враждовать. Словно некое древнее орудие пытки, пресловутое распоряжение Кавендиша о депортации кануло в прошлое. Людьми вновь руководил разум, а не страх.
Переменой, вызвавшей бурные споры, был объявленный ею мораторий на опыты над людьми. Миранда прекратила «зачистки» и положила конец выращиванию клонов для медицинских экспериментов. Мораторий ошеломил исследователей, привыкших к человеческим «морским свинкам»: они сетовали, что без опытов над людьми вакцина ускользнет от них.
Миранда стояла на своем.
— Вакцина ускользнула от нас из-за опытов над людьми, — убеждала она оппонентов. — Цель больше не оправдывает средств. Продолжайте поиск. Все будет хорошо.
К ее требованиям поневоле приспосабливались. Ветер больше не гнал человеческий пепел.
Лос-Аламос вернулся к привычному графику «славно поработали — славно отдохнем»: к застольным беседам, искрящимся остроумием или будничным, к концертам Баха для школьников, джазовым вечеринкам в гаражах и мелким офисным интригам. Дети вставали по утрам, ходили на уроки, играли в видеоигры. Внешний мир казался далеким, как никогда прежде. Небо оставалось неизменно синим. Во время обеденного перерыва красивые самодельные воздушные змеи самых разных форм и цветов карабкались из лабораторий ввысь и реяли над лесом и белыми каньонами.
Натану Ли чудилось, что Миранда каждое утро немножко менялась. Ее изумрудные очи уже не горели в болезненно темных провалах глазниц. Упрямая линия скулы смягчилась, округлившись. Натан Ли наблюдал, как она спала или двигалась по кухне, и пытался подобрать верные слова о ней. С каждым днем она казалась ему все красивей. Но изменения были не только во внешности, а и в чем-то большем. Он наблюдал, как она бережно касается плеча молодой вдовы, выслушивает негодующего слесаря или преодолевает упрямство членов совета. Ее уважали. Раньше он видел это в «Альфе». Теперь ее полюбил весь город, демонстрируя преданность женщине, едва вышедшей из подросткового возраста.
