Натан Ли зажег свечу и при ее оранжевом мерцании продолжил сочинять сказку о чудовище в башне.
«Отсюда девочка казалась такой крошечной в толпе. Кто же она? О чем подумала, увидев высоко вверху мое лицо?»
Он решил приберечь остаток страницы для портрета маленькой девочки. Это займет несколько дней. В последнее время он убедился, что образ Грейс сливается в его памяти с лицами других девочек и молодых женщин. Прокаженные показывали ему старые-престарые студийные снимки своих жен и дочерей, и их лица навязчиво возникали в его сознании. Он приклеил фотографию Грейс с внутренней стороны обложки, но вода и солнце почти ничего от нее не оставили. Время было против него, и он это понимал. Дочь быстро росла. Скоро ей исполнится пять.
Он отправил десятки писем, представляя себе, как Лидия читает их Грейс, и зная, что она этого не делает. В ответ получил лишь одну открытку. Может, Грейс верила, что папа погиб в Гималаях, — красивая отговорка для ее малолетних друзей. А может, ей сказали, что он страшное животное, гниющее в клетке где-то на краю земли.
Натан Ли закрыл книгу. Пора было разводить огонь в очаге — глиняной яме в полу камеры. Он убрал книгу в джхолу — сумочку из грубой шерсти, которую носил через плечо. Книга вошла только-только, оставив место лишь для карандашей и маленького набора акварельных красок. Джхола всегда была при нем.
Он уже хотел повернуться к окну спиной, но заметил, что туман внезапно расступился и глазам предстало такое, чего прежде видеть не доводилось. В тридцати футах, на одной с ним высоте, на сторожевой башне сидела на корточках обезьяна. Натана Ли она увидела в то же мгновение, что и он ее. Какое-то время оба разглядывали друг друга, затем обезьяна вновь принялась за кусочек фрукта, украденного с какого-то алтаря неподалеку.
Натан Ли ждал. Здесь какая-то ошибка. Охранников на посту не было. От дыма их биди
[25]
он чихал.
Он швырнул камушек. Обезьяна оскалилась, повернулась к нему задом и скрылась в тумане. Теперь сторожевая вышка совсем опустела.
«И что все это значит?» — гадал Натан Ли.
На протяжении минувшей зимы электроснабжение в Катманду медленно умирало. Последние несколько недель электричества не было вовсе. Простенькие песенки на хинди давно не звучали из тюремных громкоговорителей. По ночам не тлели ржавым светом хилые лампочки. Отключение электричества порождало ворох всевозможных слухов. Одни утверждали, что это явное свидетельство смены правительства. Другие — что виной всему паводок. Темная деревенщина считала, что причина — в малом количестве молний минувшим летом.
Натан Ли снял и аккуратно протер очки. Затем вернул их на нос — все то же: вышка пустовала.
Обычно на ней торчат два или три охранника. Они привыкли к тому, что Натан Ли сидит на окне камеры в оранжевых отблесках свечи. Один даже завел себе привычку целиться из винтовки в американца-каннибала. А Натан Ли в ответ всякий раз сжимал вместе ладони в знак приветствия — безмолвного «намаете»
[26]
. Охранник улыбался из-за прицельной планки. Но не в это утро. Все ушли.
Натан Ли соскочил с подоконника на глиняный пол. Тело ныло. Он перекинул лямку джхолы через плечо. Прокаженных будить не стал. Очаг подождет. Босиком прокрался вниз по деревянной лестнице.
Лепрозорий имел лишь один вход. У низкого дверного проема Натан Ли помедлил. Самовольно покидать здание запрещалось. Но кто разглядит его в таком тумане?
Он решился и шагнул за порог. Никто его не окликнул. Перепрыгнув широкую канаву с серой водой, он пошел в гору. Два столба — ориентиры волейбольной площадки. Он медленно пересек земляной прямоугольник с множеством отпечатков ног. В голубоватом воздухе пахло золой, карри и мочой.
За спиной послышались негромкие хлопающие звуки. Он остановился. В тумане мелькнул удаляющийся силуэт заключенного, шлепанье его сандалий вскоре стихло. Натан Ли двинулся дальше, прямиком к главному входу. Для всех обитателей тюрьмы ворота были «светом в окне»: через них они надеялись выйти на свободу. Сквозь прутья их решетки они общались с навещавшими их адвокатами, деловыми партнерами и любимыми. Натан Ли, как и прокаженные, всего этого был лишен, поэтому предпочитал даже не смотреть в ту сторону. До сегодняшнего дня.
Прямо перед ним раскрывал пасть туннель. Натан Ли попытался припомнить, что там внутри. Когда его доставили сюда, он пребывал почти в бессознательном состоянии от охватившей его безысходности. Он помнил громкое клацанье упавших на землю цепей, скрежет воротных петель и затем краткий период полной темноты. Сердце бешено колотилось. Он вошел внутрь.
Туннель тянулся на тридцать футов, но казался намного длиннее. Вокруг — кромешная тьма, сводчатые стены, грязные от соприкосновения с тысячами людских тел. Натан Ли приблизился к выходу. Ворота распахнуты. Железные крепежные полосы в оспинах ржавчины. Цепи на земле у его ног, как мертвые змеи. Он остановился.
Перед ним лежал мир. Просто не верилось. Туман таял. Уже можно было разглядеть здания, как бы парящие в отдалении. Крохотные силуэты (люди, собаки, коровы?) двигались в туманной дали. И ни одного охранника.
Он затаил дыхание. Ловушка? Сон? Все это напоминало одну из его сказок о городе, который вдруг обратился в пыль прямо на глазах одинокого странника.
Зажмурившись, Натан Ли поставил босую ногу за пределы стен. Никто не выстрелил, не поднял тревогу. Не сбежалась толпа, и не грянул с неба гром. Он наконец выдохнул. Какие только хитроумные способы бегства он не вынашивал долгими месяцами! А сейчас все, что от него требовалось, — вот так просто взять и уйти? Мгновение какой-то нереальности. Он шагнул вперед.
Несколько первых минут Натан Ли не решался оглядываться назад, опасаясь, что малейшая неосторожность может вернуть его обратно в тюрьму. С каждым шагом все сильнее душило желание перейти на бег — нестись по улицам, крича и раскинув руки в стороны. На всякий случай он прижал их покрепче к бокам. Джхола с книгой молотила по тазовой кости. Больше у него не было в этом мире ничего, кроме лохмотьев.
Слева из тумана вырос человеческий силуэт, заставив его вздрогнуть, — статуя богини: ее алтарь встроен в красную кирпичную стену, киноварь и топленое масло размазаны по лицу и плечам. Пока он стоял, глядя на каменного идола, подошли женщина с дочерью.
Натан Ли сильнее прижал локти к бокам. Попался. Наверняка сейчас закричат. Но женщина даже не удостоила его взглядом, настолько она была охвачена религиозным пылом, разбрасывая рис и бормоча молитву. Маленькая девочка таращилась на незнакомца огромными черными глазами. Натан Ли опустил голову и пошел прочь.
Прежние его побеги были не чем иным, как безрассудными, нелепыми эскападами. На этот раз, поклялся он себе, все будет по-другому. Из города надо давать деру, но сегодня лучшей уловкой будет затеряться в туристическом квартале. Увы, даже там он будет выделяться. В тюрьме Натан Ли взвесил себя на снабженных крюком весах для мешков с рисом: он легче Мисс Америки.
