В легендарные времена хиппи, странствующие по миру бродяги, выглядели точь-в-точь как он сейчас: тощие, как скелеты, в лохмотьях, грязные, длинноволосые. Но теперь все иначе. Нынешние туристы — спортивные, в одежде от «Зе норс фэйс» и кроссовках «Найк», в изготовленных дизайнером солнцезащитных очках и с видеокамерами за тысячу долларов. Его же могут ошибочно принять за садху
[27]
и дать немного денег. Это для начала. Возможно, удастся выпросить какую-нибудь одежду. В первую очередь — обувь и носки. А также еду и рюкзак. Мысли путались. Может, его прихватят с собой какие-нибудь альпинисты. Не исключено, что даже удастся заполучить паспорт. Однако об американском посольстве речь пока не идет: именно там в ближайшее время его станет искать полиция.
Туман истек розовым, затем вспыхнул белым. Натан Ли чувствовал себя как вампир, отчаявшийся выбраться из лабиринта проулков. Крепко сжимая джхолу, он вышел на главную улицу, Канти-Пат, где тоже было на удивление тихо. В этот час тут всегда ревел поток транспорта, сигналя клаксонами и тренькая велосипедными звонками. Теперь же лишь двое крестьян пытались протолкнуть повозку, доверху груженную травой, меж плотных рядов такси, авторикш и автобусов — все они были брошены. Некоторые застыли посреди улицы, другие въехали на тротуар и замерли там. Судя по спущенным шинам и отсутствующим сиденьям, транспорт стоял так уже не одну неделю, а может, и месяц.
Потрясенный, он обратился к двум крестьянам.
— А почему машины брошены? — спросил он на непальском.
— Бхоте, — сказал один другому, кивнув в сторону Натана Ли.
Из-за сильного акцента и дурацкого вопроса они приняли его за неотесанного мужлана, спустившегося с гор.
— А ты что, думаешь, машины ездят на воде? — спросил второй Натана Ли.
«Топливо — вот он о чем. Нет горючего».
Натан Ли обратил внимание на странную траву, пробившуюся всюду сквозь трещины в асфальте. Он огляделся и увидел почтовое отделение в плачевном состоянии: распахнутые створки дверей, ползущие вверх по бетону стебли растений. Безжизненно свисающие оболочки выпотрошенных телефонных кабелей. Из разбитых окон тянет древесным дымком — здесь теперь обосновались бродяги. Ни почты, ни топлива, ни полиции, ни электричества, ни телефонной связи. Инфраструктура исчезла.
— А что случилось? — спросил Натан Ли.
— Махакала, — ответил крестьянин.
Так называют угрожающего вида божество. Черное и свирепое, разящее огнем демонов невежества.
— Конец света скоро, — сказал другой крестьянин.
— А что, была война? — спросил Натан Ли.
— Нет, я же тебе сказал: конец света. — Он пожал плечами. — Ке гарне? Что тут поделаешь?
Они принялись толкать свою повозку дальше. Утренний туман почти рассеялся. Солнце заиграло на Сваямбунатхе — храме, венчавшем вершину холма на западе. Стали появляться из жилищ люди. Свеженарисованные тики на лбу были яркими и аккуратными, как «яблочко» мишени. У мужчин в волосах — обрядовые крошечные цветочные лепестки. Лавочники поднимали жалюзи, крестьяне выкладывали на лотки ровные ряды овощей зимнего урожая. Ярко-оранжевые козлиные головы, натертые куркумой, чтобы отгонять мух, рекламировали мясную лавку, словно запаха сырого мяса было недостаточно. Китайские велосипеды, бессмертные драндулеты, сновали с лязгом взад-вперед, брякая звонками.
И никому до него не было дела! Без гроша, без сил и в полном недоумении Натан Ли чувствовал, что напряжение понемногу отпускает его. А что — может, это все-таки сон и он по-прежнему дремлет на своем соломенном матрасе.
Катманду всю свою историю был водоворотом столетий: Средневековье и современность тесно сплелись здесь друг с другом. Электрические провода, питающие старинные тринадцатиярусные храмы. Древние каменные боги, торчащие из наслоений асфальта. Но то, что он наблюдал нынешним утром, было преимущественно средневековым. Магазины с видео и факсами, индийские бутики, лавки, торгующие коврами и танками
[28]
, были закрыты, а вывески сорваны. Воздух густо пропах специями, дымом, лошадиным навозом, мясом, древесной стружкой, ладаном… чем угодно, кроме скверного городского смога. Не ревели архаичные клаксоны такси. Время перешло на шаг. Мир допустил какой-то просчет.
Натан Ли не мог стряхнуть с себя ощущения морока. В желудке урчало. Катманду казался бескрайним. В дымке загадочно маячили храмы. Что его больше всего озадачивало — изменение в человеческих пропорциях. Непальцы всегда казались ему хрупкими и недокормленными. Но в это утро едва ли не каждый из них выглядел цветущим и мускулистым. Его стандартом теперь стали изнуренные заключенные.
Площадь Дурбар Марг была так плотно забита машинами и автобусами, что казалась цельнометаллической. Автомобили перетащили сюда с узких улиц, устроив кладбище техники среди невозмутимых пагод. Натан Ли шел, доверившись путанице улиц. Он совершил побег в город, плывущий назад в прошлое. Теперь надо было отыскать способ сбежать от самого времени.
Когда его арестовали, политические партии страны вели войну с помощью плакатов и настенных росписей. Ныне же все граффити бесследно исчезли со стен и были заменены изображениями местного «богоцаря», молодого каудильо в солнцезащитных очках и с усами ниточкой. Может, он провозгласил о возврате к жизни по старинке? Тогда все понятно.
Улица вилась серпантином. В городе было так тихо! Ни радио, ни гудков, ни рева машин. Там и здесь за стенами открывались крохотные дворики — отдельные мирки. Люди собирались вокруг святынь, звонили маленькие храмовые колокола. Прорицатели, аюрведические доктора и профессиональные чистильщики ушей усердно продавали свои таланты под навесами храмов.
Натан Ли достиг Тамеля — туристического района. Его маленькая экспедиция с Оксом началась здесь, в любимом отеле альпинистов «Тибет Гест-хаус». Сейчас гостиница была закрыта, створки железных ворот связаны проволокой. Он побрел дальше, углубляясь на туристическую территорию. Желудок сжимался от голода. Натан Ли рассчитывал, что это место станет его прибежищем, он будет здесь в безопасности среди соотечественников-американцев, собратьев «по веревке», сочувствующих. Но он не нашел ни альпинистов, рыщущих в поисках интрижки на одну ночь, ни любителей путешествий с накачанными на тренажерах бедрами, ни поклонников группового туризма; не было здесь менял, мальчиков — чистильщиков обуви или профессиональных нищих. Не работали магазины, торгующие альпинистским снаряжением, и книжные лавки. Яркие елочные рождественские лампочки на окнах ресторана безжизненно свисали с кабеля. Не звучал «Led Zeppelin». Туристический мирок уплыл брюхом кверху.
