Капитан тихонько открыл дверь, и Миранду чуть не вырвало от вони свежих нечистот. Натан Ли выбрался за порог, к их ногам. Капитан бесшумно закрыл дверь. Натану Ли помогли подняться. Девочка разодрала ему щеку до кости. Один глаз покраснел и слезился. Руки его были прижаты к ребрам. Она поранила ему шею и мышцы спины.
Все молчали. Натан Ли часто моргал, словно вынырнул из темной пещеры. Они расступились, давая ему уйти. Он поплелся прочь, шаркая ногами, как старик.
— Вы не имели права, — бросила ему в спину Миранда.
— Имел. — Ему страшно хотелось пить. — Помните, вы говорили об утешении?
Миранда пошла за ним следом:
— Вы же не представляли, что творите.
— Я говорил с логопедом, — ответил Натан Ли. — И она сказала, нельзя волновать такого ребенка необдуманно. Обращаться с ним нужно предельно деликатно, иначе любые действия вызовут испуг и агрессию. Прежде я об этом не знал. Врач считает, что необходимо согреть душу ребенку. Только так можно ей помочь.
— Мне нет дела до того, с кем вы там говорили. Вам никто не разрешал… — На глаза ее стали наворачиваться слезы. — Это, в конце концов, жестоко. Вы вскрыли ей сердце. И что теперь?
Натан Ли с усилием повернулся всем телом, лицо было опущено. Малышка вырвала клок волос у него с головы.
— Давайте просто сделаем все, что в наших силах, — ответил он.
Ну да, хочет вернуть ее расположение, подумала Миранда. Она ввела его в свое окружение. А сейчас он совершил то же с ней.
Когда на следующее утро Тара проснулась, Натан Ли вновь был у нее: после душа, заштопанный, в чистой одежде. Лицо его было ужасным — в шишках и синяках. Ему было худо, но он пришел.
Глаза ее открылись — они были темно-синими. Один из молочных зубов выпал за последние недели. Что она подумала об этом, сидя здесь одна-одинешенька? «А сегодня с тобой зубная фея», — подумал Натан Ли.
— Доброе утро, солнышко, — проскрежетал он.
Ее голос тоже был хриплым.
«Эй, би, си, ди, и, эф, джи», — пела она ему.
Он распахнул руки. Она забралась к нему на колени — прямо в объятия.
— Ты никогда не будешь одна.
И все же ему придется оставить ее. Настанет время, и он уедет искать свою дочь. Но тогда в жизни Тары будет много других людей. Вот уже для нее мобилизуют и группу поддержки из социальных служб. После такого небрежения с ней будут обращаться как с полноценным ребенком.
Они съели на двоих апельсин. Зубами и ногтями Натан Ли разорвал его на дольки. Оба были очень голодны. Чуть позже принесли завтрак.
Когда вошла сестра с подносом шприцев, Тара прижалась к Натану Ли. Он сделал знак сестре подождать и начал читать. Взгляд Тары остановился на странице. Она вся окунулась в его книгу сказок и как будто не заметила пчелиных уколов шприцев.
Процесс ее мытья они превратили в игру. Камера Тары оказалась как бы зараженной, и Натан Ли перенес ее по коридору в чистое помещение. Кто-то нарисовал на металлической стене радугу. Через час прибыла врач-логопед с подарками — бумагой и фломастерами. Таре разрешили оставить себе любимую куклу.
Так, шаг за шагом, люди принялись извлекать ее из омута своих ошибок.
22
БАБОЧКИ
14 августа
Она была среди своих бабочек.
Солнце опускалось за кальдеру — обвалившийся кратер некогда огромного вулкана в горах Хемес. Еще почти час будут освещены горы на том краю долины. Но Лос-Аламос, расположившийся на пальцеобразном отложении окаменевшей древней лавы, уже накрыла тень. Становилось прохладно. Вокруг Миранды кружились бабочки, влекомые теплом ее тела.
Она сидела в старом вольере для собаки: стены из мелкой проволочной сетки, крыша из фанеры. Огороженная площадка примостилась неподалеку от заднего двора, почти на самом краю выступа песчаника, нависшего над отвесным склоном. Утес здесь обрывался на добрую сотню футов, а то и больше. Это было ее убежище. Порой ей очень не хватало оранжево-черных крылышек бабочек, выпархивающих из глубин пропасти.
— Миранда? — окликнули ее.
Она резко обернулась. Бабочки порскнули врассыпную, затем вновь уселись на волосы и голые руки.
— А вам что здесь надо? — неприязненно спросила она.
Натан Ли. Сквозь сетку он напоминал составную картинку-загадку.
— Да все никак из головы не выходит… — сказал он.
«Нашел время», — раздраженно подумала она.
Люди, как правило, сюда не приходили. Ни днем, ни ночью ей почти не удавалось побыть одной. И ее бесило, когда к ней подкрадывались незаметно и заставали врасплох.
— Вам не стоит здесь бродить, — сказала она. — Попадетесь охране. Окс точит на вас зуб. Сколько можно говорить: моя власть действует лишь в границах собственного маленького островка.
Тут ее осенило: а вдруг он предлагает себя в качестве живца, пытаясь выманить Окса из Южного сектора или где он там прячется?
— Хотел кое-что вам передать, — сказал он.
— У меня на заднем дворе? Я сейчас не на работе.
Он не уловил намека.
— Потрясающий вид, — сказал он.
Миранда никак не отреагировала на его слова. Она заметила, что ее молчание не обескуражило Натана Ли. Он и капитан в этом плане были как две горошины в стручке: чтобы подолгу общаться с ними, надо было пребывать в мире с собой.
Натан Ли подошел ближе к сетке. Было непонятно, на нее он смотрит или на бабочек. Несколько минут спустя он спросил:
— Монархи?
— Эхо старого эксперимента, — ответила она. — Память.
Бабочки продолжали порхать у ее губ. Их привлекал мед, которым она намазала хлеб из кукурузной муки, когда пришла домой.
— Память?
— Откуда она берется? — спросила Миранда.
Неужели он и вправду хочет говорить об этом или же просто снисходит до нее? Натан Ли был для нее загадкой. Она почувствовала, что нервничает. Чего он добивается?
— Сколько весит память? Где она хранится — в белке? В электрическом разряде? Как она накапливается?
— Сколько весит память? — повторил Натан Ли.
Он приблизился к ограде вплотную, но не продел пальцы в ячейки. Даже не коснулся сетки. Его глаза были устремлены на нее.
— Вопрос скорее умозрительный. Хотя… — Она подняла бабочку на запястье. — Ее мозг весит один грамм, а то и меньше. Но хранит память о миграции тысяч поколений. Каждый год монархи перемещаются на север США, дают потомство и умирают. Каким-то образом следующее поколение помнит путь домой, в зимнюю Мексику. Есть и другие виды с фиксированной памятью, такой же неизученной. Кукушки, например, или угри. И это все — бездонные глубины ДНК.
