— Гм… Я тут смотрю на спектрограмму, выданную «Хищником» минут пять назад. За это время вряд ли что изменилось. Восемьдесят девять процентов азота. Кислород к норме даже не приближается. Водород, похоже, подскочил больше всего. Вот вам и ответ.
Он замолчал. Бранч сказал:
— Мы внимательно слушаем.
— Да, — произнес Кокс.
— Что «да»?
— Да, можете лететь. Вам-то не придется этим дышать, а турбина будет работать. Нет проблем.
— Вы мне скажите, — попросил Бранч, — если никаких проблем, то почему мне нельзя этим дышать?
— Потому, — объяснил судебный химик, — что это было бы неосмотрительно.
— У меня же есть счетчик, — сказал Бранч.
Чертова предусмотрительность.
Умник из Стэнфорда сглотнул.
— Не поймите меня неправильно. Азот — штука не страшная. Мы дышим-то в основном азотом. Без него и жизнь невозможна. Вон в Калифорнии люди вовсю отстегивают за него зелень. Слыхали про сине-зеленые водоросли? Производство азота органическим способом. Считается, что от него память становится прямо-таки вечной…
Бранч прервал:
— Так это безопасно?
— Приземляться я бы не советовал. Определенно. Ну, если только у вас прививки от холеры, гепатита и заодно от бубонной чумы. Да еще вода… риск заражения там просто зашкаливает. Потом придется весь вертолет помещать в карантин.
— В конечном счете, — снова начал Бранч, повышая голос, — машина там будет летать или нет?
— В конечном счете, — подвел итог химик, — да.
Внизу колыхалась зловонная жидкость. На поверхности покачивались кости. Булькали пузыри. Какой-то первобытный бульон. Словно дыхание тысяч легких. Словно покойники заговорили.
Бранч решился:
— Сержант Джефферсон! У вас есть личное оружие?
— Так точно, сэр, — ответила она.
Всем было велено держать оружие при себе.
— Зарядите один патрон, сержант.
— Сэр?
Заряжать оружие запрещалось, если не грозило нападение неприятеля.
Бранч не стал больше тянуть со своей шуткой:
— Если окажется, что тот парень, с которым я сейчас разговаривал, ошибся, пальните в него разок.
Где-то в эфире одобрительно хрюкнул Макдэниелс.
— В ногу, сэр, или в голову?
Умница, подумал Бранч. Он моментально выстроил ведомые машины по краям азотного облака, проверил и перепроверил орудия и поплотнее натянул кислородную маску.
— Ну что ж, — сказал майор, — будем разбираться.
04 ч 25 мин
Он шел на снижение — за спиной сидел его верный штурман. «Апачи» подойдут не спеша, медленно, поочередно исключая опасности, одну за другой. Три машины, словно три разгневанных архангела, спустятся с небес и завладеют этим выморочным местом.
Однако стэнфордский специалист по судебной химии ошибся.
«Апачам» здешний коктейль не понравился. Не прошло и десяти секунд, как раздался хлопок и двигатель выбросил струю пламени. Указатель температуры выхлопного газа пересек красную отметку.
В обязанности Бранча входила готовность к внештатным ситуациям. Летчиков готовят не только к полетам, но и к падениям. Именно такое механическое повреждение у Бранча случилось впервые, однако представлял он его не раз.
Когда двигатель отказал и приборы вышли из строя, Бранч не запаниковал. Пытаясь компенсировать возросшие обороты, изменил шаг винта.
Перестало подаваться электричество.
— Двигатель вышел из строя, — спокойно доложил Бранч.
Наверху у лопастей тем временем расцвел ярко-голубой шар, похожий на огни святого Эльма. Машина окончательно отказала, и Бранч объявил:
— Вхожу в авторотацию.
Авторотация означала, что двигатель полностью парализован.
— Иду вниз, — доложил он.
Вот так. Никаких упреков, никаких эмоций. «Отомсти за меня, Макдэниелс».
— Вы разбились, майор?
— Никак нет, — ответил Бранч. — Земли не вижу.
Турбина взорвалась.
Бранч умел выполнять авторотацию. Он интуитивно изменил шаг винта и вошел в крутое скольжение, близкое к полету. Даже при парализованном двигателе центробежная сила продолжает вращать лопасти винта, благодаря чему можно совершить вынужденную посадку. Теоретически. А при скорости падения тысячу семьсот футов в минуту на эту попытку остается секунд тридцать.
Бранч тренировался выполнять авторотацию тысячи раз, но не посреди ночи и не в ядовитом лесу. Поскольку питание отключилось, фары не горели. На Бранча навалилась темнота; он вздрогнул от ее натиска. Глаза не успели привыкнуть. Нет даже времени, чтобы глянуть в окуляр ночного видения. Чертовы приборы! Нужно было полагаться только на зрение. Впервые Бранч испугался.
— Ничего не вижу, — спокойно сказал он.
Он отогнал образ деревьев, готовых вспороть машине брюхо, и доверился силе лопастей. «Держи уклон, а винт крутится сам». Мертвый лес представлялся Бранчу неотвратимым — как ножи хулиганов на темной улице. Он отлично знал, что деревья падение не смягчат. Ему хотелось извиниться перед Рамадой — молодым отцом, который годился ему в сыновья. «Куда я нас затащил?»
Только тут Бранч понял, что окончательно потерял управление, и доложил:
— Терплю бедствие.
Вертолет с металлическим скрежетом вошел в верхние ветки; сучья скребли алюминий, выламывали шасси, как будто хотели выцарапать людей из чрева машины. Несколько секунд вертолет скорее планировал, чем падал. Лопасти обламывали ветки, стволы обламывали лопасти. Лес вцепился в машину мертвой хваткой.
Вертолет обрушился на землю.
Шум стих.
Вмявшись носом в дерево, машина тихонько покачивалась, словно колыбель. Бранч поднял руки с пульта. Вот и все. Он потерял сознание.
Потом очнулся. Его стошнило прямо в маску. В темноте и дыму, дергая ремешки, он снял ее и с трудом высунулся наружу. Мгновенно Бранч почувствовал, как легкие и кровь наполняются ядом — ощутил его запах и вкус. Воздух обжигал горло. Бранч почувствовал, что болен, болен целую вечность, поражен до самых костей. Маска, с тревогой вспомнил он.
Одна рука не действовала. Бранч попытался найти маску здоровой рукой. Кое-как очистил и прижал к лицу. Кислород леденил горло, поврежденное парами аммиака.
— Рам? — каркнул Бранч.
Тишина.
— Рам?!
Бранч чувствовал, что сзади пусто.
С переломанными костями, поврежденной рукой, повиснув на ремнях лицом вниз, майор сделал единственное, что мог, сделал то, зачем здесь оказался. Он пришел в этот темный лес, чтобы встретиться с великим злом. И теперь заставил себя смотреть. Он смотрел, наблюдал, ждал.
