— Да, я всем дал имена, — сказал де л'Орме.
Ричард был одним из многих. Колонна так пестрела изображениями пыток и увечий, что неискушенный глаз не смог бы отделить один сюжет от другого.
— А вот Сюзанна. Она потеряла своих детей, — представил де л'Орме женщину, держащую в обеих руках по мертвому ребенку. — А вот три джентльмена, я их называю мушкетерами. Один за всех и все за одного. — И он указал на тройку пожирающих друг друга уродов.
Тут было нечто худшее, чем извращение. Казалось, тут представлены все виды страдания. У существ было по две ноги и отстоящий большой палец, на телах — звериные шкуры, на головах — рога.
В остальном они не отличались от бабуинов.
— Интуиция тебя не подвела, — сказал де л'Орме. — Вначале я думал, что здесь изображены врожденные уродства или мутации. Но теперь я думаю, а может, это какие-то ныне вымершие гоминиды?
— А что, если тут запечатлены чьи-то психополовые фантазии? — предположил Томас. — Например, ночные кошмары человека, чье лицо ты описывал?
— Неплохо бы, если так, — заметил де л'Орме. — Но не думаю. Предположим, наш мастер-ваятель захотел выразить свое подсознание. Пусть фигуры — из его кошмаров. Однако здесь поработала не одна рука. Чтобы вырезать эту и остальные колонны, понадобилось бы не одно поколение ремесленников. Другие мастера добавили бы свои собственные мысли или чувства. Здесь были бы сцены охоты, или земледелия, или придворной жизни, или изображения богов. Ведь верно? А мы видим исключительно одни истязания.
— Но не думаешь же ты, что это изображение реальной жизни?
— Именно что думаю. Такую реалистичность и безнадежность не выдумать.
Де л'Орме водил руками посередине колонны.
— А вот и само лицо, — сообщил он. — Лицо человека, который не спит, не погружен в размышления, который в полном сознании.
— Так где же лицо? — поторопил его Томас.
— Вот, смотри.
Де л'Орме эффектным жестом погладил середину колонны на уровне глаз. Но ладонь коснулась голого камня, и лицо его замерло. Казалось, де л'Орме потерял равновесие, как человек, который нагнулся слишком далеко вперед.
— Что? — спросил Томас.
Де л'Орме поднял руку — под ней ничего не было.
— Как же так?! — закричал он.
— Что такое? — переспросил Томас.
— Лицо. Вот это место. Оно находилось вот здесь. Его кто-то стер!
Под пальцами де л'Орме был вырезан круг. По краям виднелись остатки волос, внизу — шея.
— Лицо было здесь? — уточнил Томас.
— Кто-то его уничтожил!
Томас рассмотрел соседние изображения:
— А все остальное оставил? Но почему?
— Какая подлость! — простонал де л'Орме. — А у нас ни одного снимка. Как такое случилось? Сантос был тут вчера весь день. А потом дежурил Прам, пока… пока не ушел, черт его побери.
— Может, это Прам?
— Прам? Зачем ему?
— А кто еще знал?
— Хороший вопрос.
— Бернард, — сказал Томас, — все очень серьезно. Похоже, кто-то хотел, чтобы именно я не увидел лица.
Его замечание озадачило де л'Орме.
— Это уж слишком. Уничтожать изображение только ради того…
— Моими глазами смотрит Церковь, — напомнил Томас. — А теперь она никогда не узнает, что тут было.
Де л'Орме в растерянности припал лицом к стене.
— Это случилось несколько часов назад, не больше, — сообщил он. — Все еще пахнет каменной пылью.
Томас изучал камень.
— Любопытно, — заметил он. — Следов инструментов не видно. А борозды похожи на следы звериных когтей.
— Ерунда. Разве животное могло такое сделать?
— Согласен. Видимо, тут действовали ножом или шилом.
— Это преступление! — кипятился де л'Орме.
Сверху на собеседников упал луч света.
— Вы все еще тут, — сказал Сантос.
Томас поднял руку, заслоняя глаза от света. Сантос светил прямо на него. Томас почувствовал себя оцепеневшим и беззащитным. Мальчишка! Иезуита злило такое неуважение. А де л'Орме, конечно, и не подозревает о его тихой провокации.
— Что ты делаешь? — резко спросил Томас.
— Да, — присоединился де л'Орме. — Пока ты там ходил, мы обнаружили ужасную вещь.
Сантос отвел фонарик в сторону:
— Я услышал шум и подумал, что это Прам.
— Забудь ты про него. Тут произошла настоящая диверсия: кто-то уничтожил лицо.
Сантос поспешно спустился, путаясь ногами в лестнице, которая ходила под ним ходуном. Томас чуть отступил, давая юноше пройти.
— Грабители! — завопил Сантос. — Храмовые воры! Черные археологи!
— Возьми себя в руки, — потребовал де л'Орме. — При чем тут это?
— Я так и знал, что Праму доверять нельзя! — бушевал Сантос.
— Прам не виноват, — сказал Томас.
— Откуда вы знаете?
Томас посветил в угол за колонной.
— Я, конечно, могу только предполагать. Возможно, это и не он здесь лежит. Узнать трудно, тем более я Прама никогда не видел.
Сантос рванулся вперед и посветил в угол.
— Прам! — И его тут же вырвало в грязь.
Прам выглядел так, словно по нему проехал тяжелый каток. Он находился между двумя колоннами, в проеме шириной не более шести дюймов. Чтобы затолкать человека в такую щель, переломав ему все кости, расплющив череп, нужна была поистине невероятная сила.
Томас перекрестился.
5
Экстренное сообщение
В гнев мы приходим легко, племя людское.
Гомер.
Одиссея
Форт Райли, штат Канзас
1999
Здесь, на обширных равнинах, летом пересыхающих, в декабре бороздимых ветрами, Элиаса Бранча всегда считали настоящим воином. Сюда он и вернулся — ходячая загадка — мертвый, хоть и не погибший. Тщательно скрываемый пациент седьмого корпуса превратился в легенду.
Шли месяцы. Наступило Рождество. Здоровяки-рейнджеры пили в офицерском клубе за невиданную стойкость майора. Настоящий молот Божий. Наш человек! Кое-какие слухи о том, что с ним случилось, просочились наружу — про людоедов с женскими грудями. Никто, конечно, этому не верил.
Однажды среди ночи Бранч сумел выбраться из постели. Зеркал нигде не было. На следующее утро все увидели ведущие к окну кровавые следы и поняли, что искал майор и что именно он увидел через закрывающую окно решетку: первый снег.
