Затем существо засмеялось — тем самым смехом, который они слышали раньше. Его веселье казалось неподдельным. Оно смеялось над ними, над собой, над своими страданиями, над опасностью, над вселенной. Подобной дерзости Бранчу видеть не приходилось.
— Застрелите его! — сказал сержант Дорнан.
— Нет! — приказал Бранч.
— Да ладно вам, — откликнулось существо. Произношение у него было как у жителя Вайоминга или Монтаны. — Пусть стреляют, — и перестало смеяться.
Раздался щелчок — кто-то вставил обойму.
— Нет, — повторил Бранч. Он опустился на колени. Монстр и еще один монстр. Взял в руки медузообразную голову. — Кто ты? Как тебя зовут? — В этот момент майор был похож на священника, принимающего исповедь.
— Он разве человек? Такой же, как мы? — забормотал кто-то.
Бранч приподнял голову раненого и посмотрел ему в лицо — лицо оказалось моложе, чем он ожидал. И тут рейнджеры увидели то, чего не было на других пленниках. У самого основания шеи висело железное кольцо, вделанное в позвоночник. Один рывок за кольцо — и он покойник. Люди испытали потрясение. Какой, должно быть, волей он обладает, если ее потребовалось ломать вот таким, немыслимым образом.
— Кто ты? — повторил Бранч.
Из глаза выкатилась слеза. Человек пытался вспомнить. Он произнес свое имя, словно отдал оружие. Говорил он так тихо, что Бранчу пришлось повторить для остальных:
— Его зовут Айк.
6
Бумажная посуда
Раньше всего ты запомни: повсюду земные пронизаны недра
Множеством полых пещер, что немало в себе заключают
Пропастей, скал и зеркальных озер и подземных потоков,
Что свои воды стремят по камням и по скалам, волнами вздымаясь.
Тит Лукреций Кар.
О природе вещей
Под озером Онтарио
Три года спустя
Бронированный вагон замедлил скорость до тридцати километров в час и выполз из узкого, как нора, подземного туннеля в гигантский грот, где располагался лагерь «Елена». Дорога поднималась вдоль гребня каньона, потом спускалась на самое дно. Айк бродил взад-вперед по вагону, перешагивая через пятна крови, изможденных людей и военное снаряжение. Он был неутомим и опять рвался в бой.
Через лобовое стекло виднелись огни лагеря. Через заднее — грязное обстрелянное жерло туннеля. И сердце Айка разрывалось надвое — между будущим и прошлым. Потому что семь жутких недель их взвод гонялся за хейдлами, за этим ужасом, в коридоре, пересекающем самый глубокий железнодорожный узел. Потому что четыре недели из семи люди держали палец на спусковом крючке. Самые глубокие линии должны были контролироваться коммерческими службами безопасности, но государственные военнослужащие тоже оказались при деле. И принимали на себя удары. Теперь солдаты ехали в новехоньком автоматическом вагоне с креслами из красного пластика; в ногах у них валялось грязное снаряжение, тут же на полу умирал солдат.
— Приехали, — сказал Айку один из спутников.
— Поздравляю, — ответил Айк. И добавил: — Лейтенант.
Это походило на обратный пас. Люди вернулись в свой мир, но Айку и тут не было мира.
— Послушай, — тихо начал лейтенант Мидоуз, — то, что случилось… может, мне и не нужно об этом докладывать. Просто извинишься при всех…
— Ты меня прощаешь? — фыркнул Айк.
Усталые рейнджеры вскинули головы. Мидоуз сузил глаза, Айк вытащил горнолыжные очки с почти черными стеклами. Он нацепил дужки на уши и опустил очки на грубую татуировку, что пересекала все лицо — от лба через щеки до самого подбородка. Отвернулся от придурка и сощурился, глядя в окно на лежащую перед ним огневую позицию.
«Небо» над лагерем прорезали искусственные молнии. Множество мечущихся лазерных лучей образовывали острый купол в милю шириной. Вдалеке мигали стробоскопы. Дреды Айка — он обрезал их до плеч — тоже частично прикрывали глаза, но этого было недостаточно. Айк, такой сильный в подземной тьме, здесь терялся.
Военные городки напоминали Айку разбитое судно в Арктике — приближается зима, и понимаешь, что навигация здесь короткая. Именно так и здесь, внизу, — в одном месте нельзя оставаться подолгу.
Каждый коридор, каждый туннель, каждую щель в высоченных стенах грота заливал свет, и все же в «небе» над лагерем мелькали крылатые животные. Иногда они уставали и спускались вниз — отдохнуть или поесть — и мгновенно сгорали в лазерном куполе. Крутые пятидесятиметровые навесы с каркасами из титанового сплава защищали рабочие и жилые помещения от обвалов, а заодно и от останков сгоревших животных. Издалека лагерь казался скоплением огромных соборов.
Конвейерные ленты, тянущиеся к боковым туннелям, лифтовые шахты, разнообразные вентиляционные трубы, выступающие из потолка, пелена смога — место походило на ад, и этот ад был создан руками человека.
По конвейеру ползли в глубину продукты, оборудование, боеприпасы, обратно — руда.
Вагон подошел к воротам и остановился, рейнджеры гуськом вышли из вагона — они даже растерялись от ощущения безопасности. Люди жаждали поскорее очутиться внутри, за колючей проволокой, наброситься на холодное пиво, горячие гамбургеры и завалиться спать.
Что до Айка, он предпочел бы присоединиться к новому отряду. Хоть сию минуту.
К вагону бежали запоздавшие санитары с носилками; проходя через ворота, освещенные дуговыми лампами, они показались белыми, как ангелы. Айк опустился на колени возле раненого, потому что это следовало сделать и потому что ему нужно было взять себя в руки. Свет расположили таким образом, чтобы, освещать все происходящее и убивать все, что можно убить светом.
— Понесли, — сказал санитар, и Айк отпустил руку юноши.
В вагоне он остался один. Рейнджеры друг за другом прошли через ворота, превращаясь во взрывы слепящего сияния.
Айк встал перед воротами, борясь с желанием ринуться обратно в темноту. Побуждение было таким сильным, что он испытывал боль, словно от раны. Мало кто понимал его. Айк как будто впал в манихейство — для него существовали только свет и тьма. И никаких оттенков серого.
С негромким криком Айк прижал к глазам ладони и побежал через ворота. Выбеленный светом, он казался прозрачным, как воспаряющая душа. Проходить здесь было с каждым разом труднее.
За колючей проволокой и мешками с песком Айк замедлил пульс и прочистил легкие. В соответствии с распорядком вынул обойму, расстрелял оставшиеся патроны в ящик с песком, показал личный знак часовым в пуленепробиваемой форме.
«Лагерь «Елена», — гласила надпись на доске. Кто-то давно зачеркнул слова «Черные лошади» и вывел «Волкодавы».
[9]
Это, в свою очередь, тоже было зачеркнуто и сверху написано еще с полдюжины названий других подразделений. Единственная постоянная надпись гласила: «— 16 232 фута».
