Бранч опять же видал вещи и похуже.
— Какое, однако, самомнение у нашей цивилизации, — сказал Томас. Лицо его не казалось печальным или злым, только суровым. — Страдания этого ребенка позади. Но даже сейчас, каждую минуту, в мире творится подобное зло. В сотне разных мест. Мы творим зло над ними, они — над нами. Пока мы не наведем порядок в умах, злу всегда будет где спрятаться.
Он смотрел на детское тело и говорил, казалось, самому себе.
— Что еще сказать? — рассуждала вслух Ямомото. Она огляделась. Увидела область брюшины. — Ах да, стул у нее твердый и темный, с резким запахом. Типичный для плотоядных.
— Чем же она питалась?
— Последние месяцы перед смертью? — уточнила Ямомото.
— Я думаю, оладьи из овсяных отрубей, фруктовый сок, что там еще можно найти среди отходов в приюте для стариков? Пища с волокнами, грубая пища, которую легко переваривать, — предположила Вера.
— Только не наша девушка. Она питалась мясом, никаких сомнений. Полицейский отчет был вполне ясен. А образцы кала подтвердили: исключительно мясо.
— Но где…
— В основном обгрызала людям ноги, — сказала Ямомото. — Потому ее так долго и не обнаружили. Работники думали, что это крысы или дикая кошка, мазали раны мазями и бинтовали. Потом Доун опять приходила поесть.
Вера молчала. К «девушке» она нежности не испытывала.
— Неприятно, я понимаю, — продолжила Ямомото. — Но и ей пришлось несладко.
Шуршали лезвия, блоки геля понемногу двигались.
— Не поймите меня превратно. Я ее не оправдываю. Просто стараюсь не осуждать. Некоторые называют это людоедством. Но если мы утверждаем, что хейдлы не относятся к виду sapiens, то чем их поведение отличается от поведения тигра-людоеда? Правда, подобные случаи объясняют, почему люди так перепуганы. И потому так трудно получить хорошие, неповрежденные экземпляры. А предельные сроки уже ушли. Мы безнадежно отстали.
— От чего отстали? — спросила Вера.
— От самих себя, — сказала Ямомото. — Нам было отпущено время, а мы не уложились.
— Кто же отпускает время?
— Это вообще тайна. Сначала мы думали, что все зависит от военного превосходства. Мы строили компьютерные модели для развития нового оружия. Мы должны были заполнять белые пятна — изучать плотность тканей, расположение органов. Выяснить наиболее общие различия между их видом и нашим. Потом мы стали получать директивы от корпораций. Но корпорации меняются. Мы теперь не знаем, чего они хотят. Для наших целей это, впрочем, не имеет значения. Раз они оплачивают счета.
— У меня вопрос, — сказал Томас. — Вы как будто не уверены, являются ли Доун и ее сородичи отдельным видом. А как считает Сперриер?
— Он категоричен: хейдлы — отдельный вид, некие приматы. Классификация организмов — предмет особый. Сейчас Доун и прочие отнесены к классу homo erectus hadalis. И ему не понравилось, когда я заговорила о возможности их переименования в homo sapiens hadalis — то есть отнесения их к нашей эволюционной ветви. Он сказал, что наука об erectus — мертвая наука. Как я уже говорила, страх есть везде.
— Страх перед чем?
— Разойтись с ортодоксальными взглядами. Вам могут урезать фонды. Можно потерять научную должность. Вас не станут публиковать, не примут на работу. Тут дело тонкое. Каждый старается не высовывать носа.
— А вы? — спросил Томас. — Вы занимаетесь девочкой. Проводите анатомирование. Что вы сами думаете?
— Так нечестно, — остановила его Вера. — Ведь доктор только что объяснила, какие сейчас опасные времена.
— Ничего, — успокоила ее Ямомото. Она смотрела на Томаса. — Erectus или sapiens? Поставим вопрос так. Если бы она была жива и речь шла о вивисекции, я бы не согласилась.
— То есть она, по-вашему, — человек? — уточнил Фоули.
— Нет, я только говорю, что Доун слишком похожа на нас, чтобы отнести ее к erectus.
— Можете назвать меня адвокатом дьявола или хоть дилетантом, но я не вижу, чем она похожа на нас.
Ямомото подошла к холодильным шкафам и выдвинула один из нижних ящиков. В нем помещались останки еще более странные, чем те, что они уже видели. Кожа покрыта страшными шрамами. Волосы на теле — густые и длинные. Голова напоминала какой-то кочан с отслаивающимися костистыми наростами. Из середины лба росло что-то похожее на рог.
Доктор положила руку в перчатке на грудную клетку трупа.
— Я уже говорила, что требовалось определить различия между нашими видами. Нам известно, что различия существуют. Они видны невооруженным глазом. Или кажется, что видны. Пока мы находим только физиологическое сходство.
— Как вы можете говорить, что у нас вот с ним есть сходство? — спросил Фоули.
— Именно. Этот экземпляр нам прислал наш руководитель. Своего рода контрольный эксперимент — хотел проверить, к какому заключению мы придем. Десяток специалистов проводили аутопсию в течение недели. Мы выделили около сорока различий между ним и homo sapiens sapiens. Содержащиеся в крови газы, костная структура, строение глаза, чем он питается. У него в желудке мы обнаружили следы редких минералов. Он поедал глину и какие-то флуоресцентные вещества. Кишечник в темноте светился. И только потом нас поставили в известность.
— О чем?
— О том, что это немецкий солдат из сил НАТО.
Бранч, который в первый же момент понял, что перед ним человек, слушал Ямомото, не перебивая.
— Не может быть! — Вера потрогала разрезы и надавила на костистый «шлем». — А это что? А это?
— Результат его службы. Побочные явления от таблеток, которые им давали, или влияние геохимической среды, в которой он находился.
Фоули был потрясен:
— Я слышал, что происходят трансформации. Но чтобы такое! — Он тут же вспомнил про Бранча и замолчал.
— Действительно, на монстра похож, — прокомментировал Бранч.
— Вообще, мы получили отличный урок, — сказала Ямомото. — Есть о чем задуматься. Меня все время преследует одна мысль. Не важно, относится ли Доун к erectus или sapiens. Если оглянуться назад, то ведь homo sapiens когда-то были homo erectus.
— Значит, различий нет?
— Есть, и много. Но мы также видим, как много различий существует между человеческими особями. Это уже вопрос теории познания. Как нам узнать, знаем ли мы о том, сколько мы знаем. — Доктор задвинула ящик.
— Вы, похоже, пали духом.
— Нет, я всего лишь в растерянности. Оказалась в тупике. И все же я убеждена, что истинные различия между нами начнут выявляться в ближайшие три-пять месяцев.
— Вот как? — сказал Томас.
Ямомото подошла к столу, где голова и плечи Доун медленно, очень медленно продвигались под лезвие-маятник.
