Громкий стук в дверь заставил ее вздрогнуть. На пороге стоял Клеменс. Ее личный монстр.
— Ребекка.
Он растянул губы в улыбке каннибала: сохранившиеся во рту зубы подпилены. Отверстия на месте носа блестели от вазелина.
Клеменс терпеливо ждал. Шрамы и раны на его теле были выставлены напоказ. Он их специально не прятал. Ребекка пришла к выводу, что Клеменс прекрасно понимает, какое впечатление производит на людей. Не жалость, а отвращение — вот его оружие. Достаточно одного взгляда на него, и к горлу уже подступает тошнота, а душа пребывает в растерянности — смотреть невежливо и отводить взгляд тоже невежливо. А пока человек борется сам с собой, Клеменс незаметно проникает сквозь защитный барьер. Добивается сочувствия. Улыбается.
Ребекка не пригласила его в комнату. Она научилась фокусировать взгляд на солнечных очках, балансировавших на обрубке носовой кости. Хотя все время помнила, что у него нет век.
«Дева Мария, защити мою дочь».
— Слушаю вас, мистер Клеменс.
Подобно Хантеру, Клеменс таинственным незнакомцем возник на ее пороге, утверждая, что ей без него не обойтись. Довольно быстро Ребекка убедилась в его правоте. Из всех людей, побывавших в городе, куда вели ее дочь, выжили только двое. Одна из них — Али фон Шаде, отвергнувшая просьбу Ребекки о помощи. Второй — это ходячее и говорящее олицетворение жестокости.
— Я хочу поговорить об оружии.
От него пахло лекарствами и гнилым мясом. Ребекка заставила себя вдыхать этот запах, делая вид, что все нормально. На самом деле ни о какой норме не могло быть и речи. Пока Сэм не вернется в ее объятия, ей предстоит противостоять буре — каждую минуту. Придется иметь дело с этим чужим для нее миром.
— Что там с оружием?
— У нас проблема, — сообщил Клеменс.
До этой проблемы возникали другие: с потерявшимися коробками мясных консервов, с дополнительными палатками и лекарствами, а также с карманными ножами с надписью «Крестовый поход детей», пожертвованными сетью спортивных магазинов. Нужно было ежесекундно помнить о тысяче вещей. Таких, о существовании которых Ребекка даже не подозревала. Вещей для войны. «Война». Ребекка никак не могла смириться с этим. С тем, что она принесет с собой войну, смерть, убийство.
— Люди жалуются, — сказал Клеменс. — Хотят получить оружие. Как они научатся им владеть без тренировок? Откуда мы знаем, что оно вообще исправно?
— Оружие в порядке, мистер Клеменс.
— Это излишки со склада. Бывшее в употреблении. Оставшееся после нескольких войн. Оружие может оказаться бесполезным. Если вообще существует.
Они обсуждали это не в первый раз. Даритель — никто не сомневался, что тут не обошлось без ЦРУ, — пожертвовал экспедиции целый арсенал. С одним условием: оружие будет роздано только после того, как люди спустятся под землю.
Никому не нужна шайка ковбоев или кадры телевизионных репортажей с вооруженной толпой, устремляющейся в субтерру. Обстановка и так напряженная — китайцы внимательно следят за каждым их шагом. Нельзя сказать, чтобы Ребекку особенно беспокоил Китай. Но если власти собираются негласно помочь ей, предоставляя возможность воспользоваться бывшей военной базой в дальнем уголке Тихого океана, снабжая оружием и амуницией, то они должны хотя бы иметь возможность отрицать свое участие. Значит, никаких доказательств. Спустившись в туннели, люди могут открыто носить огнестрельное оружие и ножи, пока не сделают свое дело. До того времени их следует держать на коротком поводке. Нейтрализовать.
— Оружие существует, мистер Клеменс.
— Да, я не сомневаюсь. Вы его видели?
Ребекка почувствовала укол страха. Моргнула. Может быть, это и есть вызов?
Ни днем ни ночью ее не оставляли опасения, что кто-то поднимет мятеж и уведет от нее армию. У нее не было ни малейшего опыта боевых действий. Когда Джейк включал «Гладиатора», «Падение „Черного ястреба“» или другие «крутые киношки», она уходила в дальние комнаты, пока не смолкал грохот выстрелов или звуки скрипок. В конечном итоге верное воинство раскусит ее.
«Сэм». Ребекка призвала на помощь имя дочери. Представила, как девочка бросается в ее объятия.
— Да, — сказала она Клеменсу. — Я видела оружие.
Это не имело значения. Ребекка не могла отличить штурмовой винтовки от дробовика. Кроме того, нищим не приходится выбирать. Она взяла то, что предложили парни в строгих костюмах, и не задавала вопросов.
— Люди начинают ворчать, — сообщил Клеменс.
— Неужели?
У нее пересохло в горле.
— Я слышал такие разговоры — повсюду.
Борясь с внезапной слабостью, Ребекка попыталась представить металлические пластины, поддерживающие спину и ноги.
— И они выбрали вас своим представителем?
Клеменс склонил голову, изображая смирение. На черепе почти не было волос — сплошные раны и швы. Ребекка старалась не думать о другом его уродстве, о том, что он наполовину кастрат. Но только наполовину. Что все это значит? Клеменс продолжал улыбаться.
— Я пришел как друг.
А вот с этим справиться легче. У нее нет друзей. Есть только Сэм.
— Спасибо за заботу, — ответила Ребекка.
— Я уверен, мы сможем быстро положить конец тому, что назревает.
— Бунт, — сказала она. — Вы это имеете в виду?
— Какое некрасивое слово. Звучит так старомодно — вам не кажется? Вы меня неправильно поняли. Люди преданы вам. — Клеменс сделал паузу. — Только они пришли сражаться, а не играть в софтбол. Понимаете?
— Битва грядет.
— Знаю. Но они безоружны. Вот в чем проблема. Это люди действия — по крайней мере, они так думают. Им нужно оружие.
— Уже скоро, мистер Клеменс, — сказала Ребекка. — Так им и передайте.
И тут же пожалела о своих словах. Он не гонец, не помощник, не заместитель, не соратник — или на что там он еще претендует. У нее самой есть язык. Это ведь ее армия.
— Люди Хантера вооружены, — не унимался Клеменс. — Понимаете? Прецедент.
Еще один вызов. От этого изувеченного человека. Она думала, что Клеменс хочет всего лишь снова обрести себя, восстановить хотя бы часть того, что он потерял в своей последней экспедиции. Разумеется, уже не вернешь к жизни съемочную группу. И не приклеишь отрезанные хейдлами куски плоти. Но он мог хотя бы залечить душевные раны. Ребекка надеялась, что именно так и случится.
— Мы это уже обсуждали, — ответила она. — У них собственное оружие. Тут у меня нет права голоса.
— Вы хотите сказать, мэм, что Хантер вам не подчиняется? — спросил Клеменс.
Невинным тоном. Просто из любопытства.
— Вовсе нет.
— Хантер — плохой человек, Ребекка. Вы уверены, что он с нами?
