Затем из мертвых воскрес Клеменс.
Из темноты послышался голос:
— Не стреляйте, парни. Это я, друг. Я иду.
Из темноты возник Клеменс — через четыре дня после исчезновения среди пирамид, весь в синяках и порезах. Они пропустили его через ворота, заваленные камнями. Ни дать ни взять второе пришествие Иисуса Христа.
Все собрались вокруг него. Усадили. Напоили водой. Люди, презрительно называвшие Клеменса прокаженным, теперь приветствовали его как героя. Каким-то образом ему удалось перехитрить врага и остаться целым. Клеменс мог бросить их на произвол судьбы, но рискнул всем и вернулся. Причина могла быть только одна. Он знает путь к спасению.
— Еда! — крикнул кто-то. — Дайте ему поесть.
В руках солдат появилась тарелка с полосками мяса. Клеменс понюхал и отстранил ее.
— Дареному коню… — произнес кто-то. — Жуй, приятель.
— Вы это ели?
Выпученные, как у амфибии, глаза Клеменса смотрели на Ребекку.
— Еще нет, — ответила она.
— Хорошо.
И тут до Ребекки дошло, что он пришел спасти ее. Жалкое подобие человека, Клеменс по-прежнему хотел быть ее рыцарем.
— Что ты видел? — спросил Хантер. — Сколько их? Какое вооружение? Кто ими командует?
— То же самое они хотят знать о вас, — ответил Клеменс.
Хантер помрачнел еще больше.
— Что ты им рассказал?
— Мне ничего не пришлось им рассказывать. Это делают пленные. Разве ты не слышишь?
— Что ты там делал, Клеменс?
— Торговался.
— А дети? — спросила Ребекка.
Глаза Клеменса словно затянуло пеленой. Сквозь рубашку проступила кровь. На этот раз хейдлы пощадили его: ни сломанных костей, ни примитивной пластической хирургии. Раны и синяки выглядели свежими и не очень серьезными.
— Как тебе удалось бежать?
Они хотели узнать его тайну.
— Я не сбежал. Меня послали, — ответил Клеменс. — С предложением. Можете назвать это амнистией.
Солдаты встрепенулись. В их глазах зажглась надежда.
— Нам нужно поговорить.
Клеменс обращался к Ребекке и Хантеру.
Хантер приказал всем отправляться на свои посты. Потом повернулся к Клеменсу. Ненависть его была густой как ночь.
— Говори.
— Дети живы, — сообщил Клеменс.
Ребекка смотрела на него во все глаза.
Он расстегнул рубашку и снял с шеи шнурок. Протянул ей. На шнурке висело распятие ее матери, которое Ребекка дала Сэм в одну из наполненных страхом ночей. У нее перехватило дыхание. Мысли путались.
— Я их видел, — сказал Клеменс. — Разговаривал с Самантой.
В груди словно распахнулась дверь клетки. Из горла вырвался всхлип. Перед глазами все поплыло.
Ребекка схватила Клеменса за руку.
— Расскажите, — только и смогла выговорить она.
— Не буду лгать, — сказал Клеменс. — Они в ужасном состоянии.
Неужели так плохо? Конечно плохо — Ребекка не сомневалась.
— Да?
— Истощены. Некоторые ранены. Травмированы. — Клеменс заметил ее страх. — Не волнуйтесь, их не переделывали. Это происходит позже.
«Переделывали?»
Вот, значит, как он справляется с ужасом при взгляде в зеркало.
— Условия амнистии, — сказал Хантер.
— Все не так просто.
— Условия, — повторил Хантер.
— Вы пришли за детьми. Им это известно.
Ребекка почти ничего не видела. Слезы казались горячими.
— Да? — прошептала она.
Клеменс не отрывал взгляда от винтовки Хантера.
— Я парламентер, — сказал он.
— Назови условия, Клеменс.
— Им нужны вы.
— Зачем? — спросила Ребекка.
Разве от них осталось что-то, представлявшее хоть малейшую ценность?
— Говори, — настаивал Хантер.
— Простой обмен, — пояснил Клеменс. — Один ребенок на одного взрослого.
— Что? — прошептала Ребекка.
— Чушь собачья, — сказал Хантер.
Ребекка пыталась найти хоть какой-то выход. Бабушка любила повторять, что надежда есть всегда.
— Это всего лишь предложение. Мы можем поторговаться.
— Я уже торговался, — покачал головой Клеменс. — Сначала они просили троих за одного. Большего вы не добьетесь.
Жесткое лицо Хантера было красноречивее слов. Обмена не будет. Никаких добровольцев. Это исключено. Они пришли за детьми и готовы биться до последней капли крови, но ни один не сдастся добровольно. Все будут сражаться и умрут здесь.
— Нет, — объявила Ребекка. — Вы пойдете назад. Скажете им… — Она запнулась. — Скажите, что я… я приду. В обмен на всех детей.
Кто будет любить Сэм так, как она? Кто ночью будет укрывать ей ноги одеялом? Кто догадается спеть ей «Зеленые рукава»? И вспомнит ли Сэм мать через много лет, когда все это останется в прошлом?
— Идите и скажите им. — Ребекка торопилась, боясь, что мужество покинет ее.
Открытые миру, лишенные век глаза Клеменса выглядели древними и одновременно юными, циничными и невинными. И это шрам или улыбка?
— Уже. Я знал, что они предложат. Знал, что ответите вы. Я им сказал. Они могут получить вас. И меня.
Ее сердце наполнилось радостью.
— Вы это сделаете?
— Хватит! — сказал Хантер. — Никуда вы не пойдете. И он тоже.
— Но дети…
Хантер направил винтовку на Клеменса.
— Он солгал, Ребекка. Детей там нет.
37
— Америка, — выдохнул ангел.
— Да, Америка, — сказала Али. Это было на следующий день. Она по-прежнему не могла стоять. — Зачем похищать наших детей? Почему не взять их из ближайших поселений или с тропического острова, о котором никто не слышал?
— Из-за тебя, Александра. — Он начал называть ее этим именем. Похоже, скитания души Грегорио закончились. Возможно, сила притяжения увлекла ее в эту глубокую темницу, или она стала одинока, а может, еще надеялась защитить Али. Как бы то ни было, Али снова стала Александрой. — Ты бы пришла сюда, будь дети из Тимбукту или Катманду? Нет, существовал единственный способ выманить тебя из твоего маленького рая под солнцем.
— Похитить их и заманить меня под землю?
— Но ведь сработало?
Теперь Али уже не сомневалась, кто он такой. Великий инквизитор, тигр в клетке и энциклопедист. В незапамятные времена, когда это место покрывала вода, он был древним моряком, а после того как море пересохло, стал Иовом, отшельником. Обманщик, распутник и благородный революционер. Кукловод, использующий души мертвых в качестве ниточек для управления своими куклами. Чудовище.
