— Я ж его записала в кустах на земле… — обрадовалась я
и попыталась вспомнить номер, с «Опелем» вышло лучше, чем с его хозяином, в
мозгу незамедлительно всплыли цифры 196, не зря я так долго пялилась на надпись
под своими ногами, сидя в кустах. Андрюха вызвался сбегать в кусты и скоро
вернулся сильно удрученный: от надписи и следа не осталось, в кустах меня
сменил рыжий кот и песок использовал по своему усмотрению. В общем, ни номера
назвать, ни описать убийцу я не могла и расстроилась даже больше, чем Родионов,
потому что всегда считала себя внимательной и предусмотрительной. Меня еще
немного поспрашивали, а потом, к величайшей моей радости, отпустили; я, честно
скажу, к тому моменту уже видела себя в тюрьме почему-то с кандалами на ногах.
Сказав родной милиции спасибо неизвестно за что, я побрела
домой, до угла меня провожал Андрюха Коломейцев.
— Как думаешь, меня посадят? — с тоской спросила
я.
Он испугался:
— За что?
— Они ведь думают, это я его убила.
— С какой стати им так думать? Зюзя наркоман, а ты… что
может быть общего между вами?
— Фотография, — вздохнула я.
— Из-за фотографии людей не убивают, —
наставительно изрек участковый и оказался ох как не прав.
Мы простились на углу, Андрюха бегом вернулся в
«малосемейку», а я побрела домой. Из ближайших кустов появился Сенька, затем
Кузя, а вслед за Кузей возникла, как всегда чумазая, физиономия Васьки Чугунка.
— Отпустили? — прошептал он. — Недолго тебя
держали, повезло. К ментам как попадешь…
— Да замолчи ты, — цыкнул на него Сенька, взял
меня за руку и спросил:
— Ты расстроилась?
Вопрос неожиданно вернул мне все привычные рефлексы.
— Обрадовалась, — рыкнула я и перешла на крик:
— Марш домой, все… — Первым бросился Кузя, за ним
мальчишки, ну и мне пришлось поднажать.
Дома мы поужинали в молчании и решили пораньше лечь спать,
Кузю я оставила в квартире. Не то чтобы я кого-то опасалась, но присутствие
собаки успокаивало, Чугунок остался, сам, не говоря ни слова, прошел в ванную,
где минут десять зверски тер мочалкой лицо и руки, затем достал раскладушку и
начал устраиваться. Я было хотела послать его домой, чтобы предупредить мать о
том, что он дома не ночует, но, вспомнив, что за последние полгода Чугунок
ночевал у меня раз тридцать, а мамаша этого даже не приметила, только махнула
рукой. Мальчишки делали вид, что спят, время от времени шушукались в своей
комнате, Кузя вздыхал возле двери, должно быть, тоскуя о конуре и вольной
жизни, а я сидела в кухне, прихлебывала давно остывший чай и невесело размышляла.
Всю ночь я не сомкнула глаз, а утром, чуть свет, приготовив мальчишкам завтрак,
отправилась в школу. Сторож, молодой парень, продрав спросонья глаза, шел за
мной с ключами и вдруг поинтересовался:
— Дарья, а ты замуж не собираешься? Я покосилась на
него, прикидывая, к чему это он, и чистосердечно ответила:
— Соберусь, если на днях в тюрьму не посадят.
За работой я немного отвлеклась и даже начала подумывать,
что, мол, не все так плохо, глядишь, и без тюрьмы обойдется, а в 11.30,
возвращаясь из буфета, обнаружила Кузю в окружении детей (в каникулы у нас в
школе работает летний лагерь), а вслед за ним и своего племянника, который
сидел на подоконнике напротив моего кабинета.
— Ну что? — спросил а я.
— Дядька приходил, тот, что высокий. Он вчера в
ветровке был, а сегодня в футболке, потому что жарко. Со мной разговаривал.
— А ты ему сказал, что ты несовершеннолетний и
допрашивать тебя без родителей он не имеет права?
— Само собой, я что, неграмотный? Дядька говорит, что
это вовсе не допрос, он поговорить хотел.
— А какая разница?
— Ну, не знаю… Он и Чугунка выспрашивал. Слушай, Дарья,
а по-моему, этот Родионов нормальный дядька, и он вовсе не думает, что это мы
Зюзю укокошили.
— Так он тебе и скажет, что думает, — хмыкнула
я. — Ладно, сходи в магазин, список и деньги на холодильнике.
— Я все купил.
— Молодец, однако двигай отсюда. Мне работать надо.
А вот работать не получилось. Я сидела за столом, поднимала
крышечку с подарочной чернильницы и, подержав в руке, опускала на место, за
этим занятием меня и застал Родионов. В дверь постучали, я крикнула: «Да!»,
потому что кабинет у меня довольно большой, до двери далеко, а в коридоре
обычно шумно, и тут появился Александр Сергеевич, сказал: «3дравствуйте»,
улыбнулся и без приглашения плюхнулся на стул.
— Здравствуйте, — вздохнула я.
— Разговаривал с вашим племянником. Занятный парень.
Мне понравился.
— Вы ему тоже, — порадовала я. — У вас ко мне
дело или вы зашли сообщить, как вам понравился мой племянник?
— Честно говоря, я просто шел мимо. Дай, думаю, зайду.
— Сведения обо мне собираете? — вздохнула я.
Родионов опять улыбнулся. «Если человек с такой улыбкой способен засадить меня
в тюрьму…» Не успела я додумать свою мысль до конца, как он заявил:
— «Опеля» с номером 196 в нашем городе не
зарегистрировано. Вы уверены, что ничего не напутали? Может, цифры другие или
номера иногородние?
Он все еще улыбался, и я заподозрила, что он надо мной
издевается, но так как он вел дело об убийстве, послать его к черту я не могла,
потому и ответила честно:
— Не знаю. Пока не увидела Зюзю мертвым, была уверена,
а как увидела… Что-то с моей головой приключилось.
— Понятно, — точно радуясь чему-то, кивнул
Родионов, затем поднялся, сказал: «До свидания» — и в самом деле ушел. А я
окончательно скисла.
Само собой, меня подозревают, еще этот маньяк дурацкий,
теперь не скажешь, что я попросту не могла справиться с Зюзей… смогла бы, да
еще как. И Родионову это доподлинно известно, вот он и ходит, ждет, когда у
меня сдадут нервы и я во всем признаюсь. Беда в том, что признаваться-то не в
чем. Еще номер «Опеля» забыла… если бы у меня был этот номер… А почему,
собственно, я решила, что убийца парень в синем пиджаке? Кто угодно мог прийти
после него и задушить Зюзю… Но дядька сказал, убили его в два. Значит, Синий.
Придется его найти. Уставясь на телефон, я пыталась решить, как это лучше
сделать; дверь без стука открылась, и в кабинет просочился Чугунок. Несмотря на
то, что вчера он дважды мылся и даже надел мою футболку, сейчас выглядел так,
точно неделю жил в кочегарке.
— Чего тебе? — нахмурилась я.
