— Вчера ты неудачно упал с велосипеда, — добавив в
голос суровости, напомнила я. — Упал с велосипеда и заработал синяк под
глазом. Я не учинила тебе допрос с пристрастием, хотя сама, падая с велосипеда,
обдирала коленки или лоб, на худой конец. Но сегодня тебе все же придется
объяснить, почему ты так упорно падаешь с велосипеда, и все на глаза.
— Это мое личное дело, — пробормотал он.
— Извини, теперь уже нет. Я за тебя отвечаю. Если бы
твоя мать видела тебя сейчас, с ней бы случился нервный припадок. Отправляя
тебя ко мне, она рассчитывала, что здесь ты по крайней мере в безопасности. И
что?
— Что? — Теперь он вздохнул со всхлипом, опустил
готечи и принял самый что ни на есть покаянный вид.
— Ничего. Завтра же с первым автобусом к бабушке, а там
к родителям в пустыню. В пустыне драться будет не с кем, на то она и пустыня.
— Я за правое дело, — торопливо сказал он.
— Само собой, — кивнула я. — А что за дело
такое?
Он еще немного помялся, но все же ответил:
— Он фотографию отобрал. И не отдает.
— Фотографию? — не сразу дошло до меня. —
Какую?
— Анину…
Аня — это, между прочим, Сенькина девушка. Он, как истинный
влюбленный, носил ее фото с собой в одном чехле с проездным билетом.
— Зачем кому-то ее фотография? — нахмурилась я.
— Незачем, просто из вредности. Я ее Петьке показывал,
а этот гад подошел и выхватил. Я говорю, отдай, а он всякие гадости… Я ему и
врезал.
— А он тебе, — подсказала я.
— Между прочим, их было трое, а я один…
— Почему один, а Петька?
— Петька удрал. Испугался.
— Вот так друг. А на труса вроде бы не похож.
— Петька не трус, он испугался, Упыря все боятся. И я
боюсь, но ты сама всегда говоришь: со злом надо бороться и всяким гадам спуску
не давать. А Упырь самый настоящий гад и есть.
«Вот уж что верно, то верно».
— Да где ж вас черт свел? — не очень педагогично
рявкнула я. — Ведь Упырь к нам во двор не ходит.
— В парке. Мы с Петькой в тир пошли пострелять, а потом
за мороженым. Сидели на скамейке, а эти сзади подошли. Упырь фотографию у
Петьки вырвал… у меня бы не вырвал.
— Ясно, — пробормотала я. — А сегодня вы где
встретились?
— Мы не встретились. Я сам к нему в парк ходил, чтоб
фотографию вернуть.
— Вернул?
— Нет. Ну ничего…
— Завтра опять пойдешь? — кашлянув, спросила я,
пытаясь скрыть чувство глубокого неудовлетворения, всецело заполнившего мою
душу.
— Пойду, — буркнул Сенька упрямо.
— Может, он уже разорвал ее?
— Нет. Он мне ее показывал. Дразнит…
— Ага, — только и нашла я что сказать, косясь на
Сеньку.
Племянника родители воспитывали правильно, всяким гадам в
самом деле спуску давать нельзя, но теперь я этому обстоятельству была совсем не
рада. Дело в том, что в нашем районе Упырь — личность известная. Парню
семнадцать лет, школу давно бросил, родителям до него никакого дела. Собрал
вокруг себя ребятишек лет пятнадцати и целыми днями шатается по улицам.
Вечерами многие родители были вынуждены встречать своих деток, если их путь
лежал через парк (обычное место дислокации Упыря с компанией), да и взрослые
без особой нужды в парке появляться не решались. И вот теперь эта шпана
прицепилась к моему Сеньке. Сама по себе ситуация не из приятных, а тут еще
правильное воспитание: сиди племянник во дворе, глядишь, Упырь оставил бы его в
покое, наш двор его не жаловал, и он его тоже, но ведь Сенька сам на рожон
лезет… Ну надо же… А до моего отпуска еще целая неделя, за это время мальчишку
и в самом деле без ног оставят.
Я поднялась с кресла и подошла к Сеньке, вздохнула, а он
наконец поднял на меня глаза, ясные и чистые, как небо в погожий летний денек,
и под этим взглядом мне ничего не осталось, как широко улыбнуться.
— Пойдем примочку делать, — положив руку ему на
плечо, сказала я.
Аккуратными кружочками нарезая помидоры, я то и дело
поглядывала в окно. Сосредоточиться на приготовлении любимого салата никак не
удавалось. Очень меня беспокоили Сенькины синяки и мучил вопрос: какого
очередного увечья следует ожидать. То, что увечья будут, — не вопрос,
Упыря я знала неплохо, а Сенька, как ни крути, прав: фотографию любимой девушки
у негодяя следует отобрать. Только как это сделать мальчишке, когда его
противник на три года старше, вдвое сильнее, да еще имеет привычку везде
таскать за собой свору таких же головорезов? Три года назад только благодаря
моим стараниям Упырь, в миру Серега Клюквин, не был отправлен в исправительное
учреждение для малолетних преступников, о чем я сейчас, по понятным причинам, очень
сожалела. Впрочем, и без синяков на Сенькиной физиономии поводов сожалеть об
этом было предостаточно; как я уже говорила, за три года Серега Клюквин из
мелкого воришки сделался грозой района. Конечно, колония парню вряд ли бы пошла
на пользу, зато жильцам соседних домов было бы много спокойнее. Но три года
назад… Три года назад я была наивной дурочкой, вот что. По Упырю тюрьма плачет,
он туда отправится со дня на день, а вот если бы это произошло раньше, сейчас у
меня не было бы головной боли.
Я отбросила нож в сторону, оперлась руками на край стола и
тяжело вздохнула.
— Надо что-то делать, — пробормотала я под нос и
вновь уставилась в окно.
Там не было ничего примечательного: двор, кусты боярышника и
пес Кузя, отдыхающий в тенечке возле своей будки. Пес был общедворовым:
несколько лет назад появился неизвестно откуда и завоевал нашу любовь
общительным и веселым нравом, хоть и выглядел внушительно, потому что был
московской сторожевой. Я давала объявления в газету, но за Кузей никто не
пришел. Общими стараниями возле гаражей ему соорудили будку, а кормили всем
двором, зимой, когда становилось особенно холодно, пес жил в подъезде. Двор
Кузя в одиночку никогда не покидал, должно быть, наученный горьким опытом,
целыми днями носился с детишками и громким лаем оповещал о том, что во дворе
чужие.
