— Два трупа, — сняв очки, сообщил Иннокентий
Викторович.
— Точно! — Светка аж подпрыгнула. —
Показывали два трупа, нашли возле Фрязина, в бывшем скотомогильнике.
Представляешь? Ужас! А еще говорят, что у нас город спокойный. Ничего себе
спокойный, то и дело кого-нибудь находят. Помните, на прошлой неделе женщину на
объездной дороге нашли, три ножевые раны… Скоро из дома не выйдешь без личного
милиционера. Да и милиционеры…
— А что трупы? — перебила я, зная страсть Светки к
пространным монологам.
— Чего трупы? — не поняла она.
— Что про них сказали?
— А чего про них скажешь? Трупы и есть трупы.
— Святые угодники, — простонала я. — Имена их
известны, кто они такие?
— Вроде ничего не говорили.
— Имен точно не было, — подумав, сказал Иннокентий
Викторович. — Сообщили, что мужчины были убиты выстрелами в упор.
— Вот-вот, — встрепенулась Светка. — Говорю,
из дома скоро не выйдешь, вот так в упор и застрелят… А зачем тебе
трупы? — нахмурилась она.
— С ума сошла? Я пытаюсь узнать новости. Еще что-нибудь
было?
— Ну… может, тебе лучше сегодня самой посмотреть?
Будешь в курсе…
Я махнула рукой и покинула тренерскую. Конечно, трупы
подходят к сложившейся ситуации больше, чем сгоревший дом, но я не имела
понятия, что с ними делать. Я взглянула на часы и рысью устремилась в
полуподвальное помещение, где размещался тренажерный зал или попросту
«качалка». Есть у меня знакомый, которому городские новости известны
доподлинно, и если он не изменил своим привычкам, то сейчас я имею шанс застать
его в «качалке».Я прошла мимо душевой и заглянула в зал. Человек двадцать
крепких ребят усиленно качали мышцы; я перевела взгляд на ящики для одежды и
увидела, что ящик под номером семнадцать распахнут настежь. На полке лежали:
пейджер, мобильник, «Ролекс» (злые языки утверждали: китайского производства) и
золотые украшения общим весом килограмма на полтора. Это означало, что Паша
Пельмень где-то в зале. Я свистнула, парни как по команде повернули головы, а
я, вздохнув, позвала:
— Паша. — Он появился в проходе между тренажерами
с гирей в руке. — Зайди ко мне, пожалуйста, после тренировки. Разговор
есть.
— Ага, — кивнул он, с явным удовольствием поиграл
гирей и подмигнул мне.
Ростом Паша был, что называется, метр с кепкой, зато
выдающейся ширины. В округе все от восьми до тридцати лет его невыносимо
уважали. Паша об этом знал и держался с достоинством, говорил мало и по делу, а
если что-то обещал, то слово держал. Год назад он сильно осерчал на одного
своего бывшего приятеля и в сердцах сказал: «Урою». И что вы думаете, говорят,
действительно урыл, причем в буквальном смысле. По крайней мере Чугунок божился,
что так оно и было. Я б, конечно, не поверила, да беда в том, что парня с той
поры никто больше не видел. К нашей школе Паша испытывал самые нежные чувства,
когда-то он занимался здесь классической борьбой, а теперь трижды в неделю
наведывался в «качалку» для поддержания формы. Знала я Пельменя лет с десяти,
когда он был просто Пельменем и прозвище это особых эмоций у граждан не
вызывало. И хотя теперь за его плечами угадывались «героические будни»,
поверить в это по-настоящему я как-то не сумела. В общем, можно сказать, что мы
с Пельменем дружили. Школе от этой дружбы была большая польза, должно быть,
потому совесть моя дремала, а еще чаще спала как убитая, когда я обращалась к
Паше с очередной просьбой. Вы можете сказать, что это нехорошо, что это черт знает
как плохо, а я что говорю? Конечно, нехорошо и очень плохо. А когда в большом
зале штукатурка с потолка сыплется — это хорошо? Крыша третий год протекает, а
властям до этого, как мне до карнавала в Рио-де-Жанейро… нет в городе Саввы
Морозова, так хоть, слава богу, нашелся Паша Пельмень. Что-то я очень много
болтаю, видно, совесть один глаз приоткрыла. Спи спокойно, дорогая, в душевой
ремонт надо делать. Примерно так я рассуждала, вздыхая и охая, сидя в своем
кабинете в ожидании Паши. Он появился где-то минут через сорок, стукнул в
дверь, заглянул, мило мне улыбнулся и спросил:
— Ты насчет душевой, что ли? Все будет. Нашел
спонсоров. — Тут Паша хмыкнул и даже головой покачал; слово «спонсоры» он
любил, но вкладывал в него свой, особый, неведомый мне смысл. — В
понедельник придут рабочие.
— Я с понедельника в отпуске… но ничего, задержусь.
Паша, я тут… у тебя десять минут найдется?
Паша нахмурился, сел на стул и с видом высочайшего внимания
уставился на меня. А я стала ерзать. Одно дело — просить его помочь с ремонтом
в школе, и совсем другое…
— Паша, ты Зюзю знаешь?
— Кого?
— Зюзин…
— Это его на днях нашли с удавкой на шее? Слышал.
— Извини, пожалуйста, что я спрашиваю, для меня это
очень важно… Пацаны болтали, он имел какое-то отношение к Шмелеву.
— Не смеши, — фыркнул Паша. — Зюзя этот —
просто наркоша. А пацаны твои любят сказки рассказывать.
— Но ведь парня-то задушили?
— Ну и что? Придушил такой же урод. Они из-за дозы
родную маму почикают и глазом не моргнут.
— А в милиции говорят, убийство тщательно спланировано…
— Говорят, в Москве кур доят… Совершенно неожиданно для
себя я вдруг заревела и пробормотала, закрывая рот ладонью:
— Это я его нашла…
— Кого? — нахмурился Паша, слегка подпрыгнув на
стуле.
— Да Зюзю этого. Он в шифоньере сидел. И теперь мне от
милиции покоя нет. Боюсь, посадят.
— Куда? — Глаза Паши полезли на лоб.
— Господи, куда сажают? В тюрьму, естественно. Они
думают, это я его убила.
Паша отреагировал на мое заявление совершенно неожиданно:
засмеялся, точнее сказать, заржал, как лошадь.
— И чего тут смешного? — обиделась я.
— Менты, конечно, придурки, но они же не идиоты. В
нашем районе каждая собака знает, что ты… в общем, хороший человек.
— Ты это серьезно? — опешив на мгновение, спросила
я.
— Насчет чего? — опять нахмурился Паша.
— Ну… насчет того, что они знают… хотя, с другой
стороны, если б они всерьез подозревали меня в убийстве, то уж, наверное,
арестовали бы…
— Не чуди, — хмыкнул Паша. — Пройдет
неделька, и менты отыщут какого-нибудь наркошу, он и кокнул. А то, что к тебе
прицепились, так у них работа такая — цепляться. — И безо всякого перехода
сообщил:
