— Кузя, — позвала я, пес подошел, слегка
потягиваясь, а я, перегнувшись через подоконник, дала ему сосиску. — У
Сеньки два синяка, — решила я пожаловаться, понижая голос, чтобы племянник
меня не услышал. — Упырь отобрал у него фотографию любимой девушки. Что ты
на это скажешь? — Услышав об Упыре, Кузя насторожился. Упыря он терпеть не
мог. Прошлым летом, воспользовавшись тем, что характер у пса на редкость
благодушный, Упырь сыграл с ним злую шутку, правда, здорово поплатился за это.
Терпеливый Кузя пришел в бешенство и покусал мучителя, тому наложили двенадцать
швов в районе тазобедренного сустава, и парень пару недель мог либо стоять,
либо лежать на животе, но только не сидеть. Его мамаша, Валька Клюквина, на ту
пору как раз пребывала в редком межзапойном состоянии и, явившись в наш двор,
визгливо требовала изничтожить Кузю. Пса мы отстояли, и с тех пор у Кузи с
Упырем пошла вражда. Упырь в нашем дворе появляться не рисковал, чему жильцы
трех пятиэтажек были безумно рады.
Кузя проглотил сосиску, хитро посмотрел на меня и перевел
взгляд в сторону, как раз туда, где между двумя домами был выход с нашего
двора.
— Думаешь, следует Упыря навестить? —
насторожилась я. Пес вполне отчетливо кивнул. Я потерла нос, покусала губы и наконец
согласилась. — Ладно, по крайней мере мы должны выяснить, что происходит и
как далеко все это зашло. Не могу я позволить, чтобы ребенка колотил какой-то
там Упырь. — Я еще некоторое время распиналась в том же духе, скармливая
собаке сосиски. Кузя ел степенно, не чавкал, время от времени поглядывая на
выход со двора. Облизнулся и тихо тявкнул. Если честно, я всегда замечала за
собой склонность к болтливости, а уж когда волнуюсь, тут просто беда какая-то:
тараторю без остановки. Даже Кузя обратил на это внимание, мне стало стыдно, я
сказала ему:
— Жди, — отошла от подоконника, сняла фартук и
прокралась к маленькой комнате.
Сенька крепко спал, свесив голову с кушетки. Я на цыпочках
подошла к нему, осторожно сняла наушники, выключила магнитофон и спешно
покинула квартиру. Кузя сидел возле подъезда. Я свистнула, и мы, тревожно
оглядываясь, отправились со двора. В основном оглядывался Кузя, как я уже
сказала, покидать двор он не любил, но другом был верным, оттого и вышагивал рядом,
хотя особого удовольствия от этого не испытывал.
Миновав гаражи, мы вошли в соседний двор. Пес насторожился.
— Для начала проведем разведку, — сочла
необходимым пояснить я, чтобы он понапрасну не ломал себе голову. — А уж
после этого отправимся к Упырю.
Не успели мы сделать и десяти шагов, как в кустах акации по
соседству что-то затрещало и на узкую тропинку выскочил мальчишка лет восьми и,
едва не сбив Кузю (тот успел вовремя отпрыгнуть), опрометью бросился через двор
и скрылся за углом двухэтажки, где располагался магазин. Только-только мы
начали приходить в себя, как в кустах вновь раздался треск, затем послышался
странный шлепок, кто-то охнул и громко сказал:
— Холера…
Кузя выразил недоумение легким шевелением ушей, а я полезла
в кусты, потому что голос мне показался знакомым. С некоторой настороженностью
раздвинув ветки, я увидела метрах в трех от песочницы нашего участкового
Петровича, мужчину внушительной комплекции и совершенно лысого. В настоящий
момент он, припадая на одну ногу, ковылял к песочнице. Лысина его приобрела
брусничный оттенок, а я с удивлением отметила, что выглядит Петрович крайне
непривычно: без головного убора да еще и в спортивном костюме.
— Петрович, — позвала я. — От тебя Чугунок
улепетнул?
Участковый выпрямился, посмотрел на меня и бодро гаркнул:
— Здорово, Дарья.
— Здорово, — кивнула я, подходя ближе. Мы
устроились на песочнице, а Кузя остался возле акации, бдительно поглядывая по
сторонам.
— Куда направились? — спросил Петрович, потирая
колено.
— Дело есть. Ты упал, что ли?
— Ну… За гаражами детвора костер разложила, в такую-то
жарищу. Пришлось внушить. Пока огонь заливали, какой-то чертенок из кармана
сигареты свистнул. Что ты будешь делать… одно слово: сорванцы. И как горох в
разные стороны. Побежал за Чугунком, да где там… в коленке что-то щелкнуло. Не
знаешь, чего это?
— Надоел ты мне со своей коленкой, — отмахнулась
я. — Раз сто тебе предлагала: иди в наш реабилитационный центр. Врачи
лучшие в городе и прямо напротив твоего дома, а тебе для своего здоровья лишний
шаг лень сделать.
— Не ворчи, Дарья, пойду лечиться, вот ей-богу. В
понедельник.
— Закормил понедельниками…
— Честно пойду… А чего у вас за дело с Кузей?
— Упыря ищем. Не видел?
— Зачем тебе Упырь? — искренне удивился
участковый.
— Племяннику моему, Сеньке, наставил синяков. Боюсь,
этим дело не кончится. Упырь у него фотографию отобрал, девчонка подарила,
Сенька, само собой, в драку, ну и получил.
— А фотография?
— Фотография у Сереги. Добром не отдаст. А Сенька
парень упертый…
— Есть в кого, — хмыкнул Петрович, затем протяжно
вздохнул и поскреб в затылке. — Фотографию не отдаст. Скажет, потерял или
выбросил. А Сеньку дразнить будет, на это он мастер… Надо что-то с Упырем
делать. Замучил всех. Григорьев из сорок восьмой жаловался: колпаки свистнули.
Ясно, что Упырь с дружками, так ведь не поймали.
— Упырь осторожный, — со злостью заметила я.
— Ну… твоими молитвами. Говорил я тебе тогда: пустое
дело его от колонии спасать. Нутро у него гнилое, а ты: ребенок, ребенок… Вот
теперь не ребенок, и самое ему в колонии место, а ведь не докажешь. Законы
лучше меня знает, я ему слово, он мне пять.
— У него условный срок когда кончается?
— Месяц остался. А чего?
— Ничего, размышляю. А ты почему не при параде? —
додумалась спросить я, глядя на видавший виды спортивный костюм участкового.
— Так какой теперь парад? Третий день на пенсии. В
субботу проводили.
— Ты на пенсии? — не поверила я.
— Конечно, — обиделся Петрович. — Все сроки
вышли. Пора и молодым дорогу дать. А я уж на общественных началах…
— Кто ж у нас теперь участковый?
— Андрюшка Коломейцев, Марьи Петровны внук, из сто
седьмого дома. Вот, пришел на смену… Правда, временно. Парень он неплохой, а
что до молодости, так молодость не порок. Жизнь, она всему научит.
— Надо бы мне с ним встретиться, — заметила я.
