— Ну, Дарья… — Упырь опять завозился в темноте. —
Не стоило им в джип садиться, а мне его номер записывать.
— А номер-то хоть помнишь?
— Конечно. Приметный. Триста тринадцать.
— Что ж, если джип не ворованный и с номерами ты ничего
не напутал, то узнать, кто владелец…
— Чего узнавать, — разозлился он. — Я тебе и
так скажу. Хозяин джипа Коля Турок.
— И что?
— Ты знаешь, кто такой Турок?
— Нет.
— Ну дикость… просто удивляешь меня. Коля Турок в нашем
городе большой человек, он у Мороза правая рука. Только не говори, что Мороза
не знаешь, я тебя уважать перестану.
— Мороза знаю, — вздохнула я. — Его сын у нас
борьбой занимается. Сам он когда-то тоже…
— Дарья, ты хоть поняла, к чему я клоню?
— Примерно да…
— Ничего ты не поняла. Турок от курносых избавился,
потому что они ему чем-то не угодили, а мы свидетели. Зюзя помер, а теперь меня
ищут. Пацаны сказали, толкался тут один, интересовался. А ты видела, кто Зюзю
кокнул…
— Синий пиджак.
— Во… все просто. Турок шутить не любит, и свидетели
ему, как блохи твоему Кузе, — одно беспокойство.
— Постой-ка. — Я понемногу пришла в себя и начала
соображать. — Если Турок в городе человек известный, так зачем Зюзе
понадобилось номер джипа записывать?
— А Зюзя не знал, чей это джип. Он всегда обкуренный и
жутко тормозной. А как увидел, с кем курносые за руку здороваются, глаза у него
из орбит полезли, вот честное слово… а когда я номер записал, говорю: это тачка
Турка… Он перепугался, а потом лыбиться начал, ну точно придурок, и домой
заспешил, вроде его там с подарком ждут.
— Ничего я не понимаю, — разозлилась я, потому что
вся эта история представлялась мне невероятно глупой. Конечно, если людей
убили, то она не глупая, а чудовищная, но понятнее от этого не стало. Я
поднялась и сказала Упырю:
— Пошли.
— Куда?
— К Петровичу.
— К участковому? — растерялся он.
— К бывшему. Он теперь на пенсии, а значит, не при
исполнении. Я тут немного денег прихватила, на первое время тебе хватит. Потом
через Петровича еще передам. Он тебя спрячет, а я попробую во всей этой
галиматье разобраться.
— Ага, разберешься. Деловая очень…
— Я не одна разбираться буду, а с милицией.
Упырь в ответ вздохнул.
Не успели мы сделать и десяти шагов, как Кузя грозно
зарычал, но тут же успокоился и сунул голову под мою ладонь, точно извиняясь.
Упырь шарахнулся в кусты, но я его остановила:
— Это Сенька с Васькой. — И точно. На аллее,
ведущей к забору, возникли два силуэта: один длинный и худой, второй совсем
коротышка. — Черти бестолковые, — выругалась я.
Само собой, к Петровичу мы явились как раз в то время, когда
приличные люди в гости не ходят. Мальчишки остались ждать на первом этаже, а я
поднялась на второй и позвонила, сонный женский голос без особых эмоций
спросил:
— Кто?
А я затараторила:
— Людмила Федоровна, извините, пожалуйста, это Дарья
Агафонова.
Дверь незамедлительно открылась, супруга Петровича в ночной
рубашке и босиком поздоровалась со мной и, кивнув в сторону кухни, сказала:
— Сейчас разбужу. — Сделала несколько шагов и
вдруг нахмурилась:
— Так ведь он на пенсии…
— Тут такое дело… — вновь заблеяла я.
— Горбатого могила исправит, — вздохнула Людмила
Федоровна и исчезла в спальне, а я так и не поняла, к кому относилось это
мудрое замечание. Ровно через минуту в кухне возник Петрович в спортивных
штанах, белой майке и тапочках.
— Ну чего? — поинтересовался он хмуро.
— Упырь нашелся, — сообщила я. — Напуган до
смерти. Мальчишку надо спрятать.
— Мальчишку, — фыркнул Петрович. — Мне этот
мальчишка… и чего ты хочешь, чтоб я его в своем шифоньере прятал?
— Может, ты чаю попьешь, чтоб у тебя мозги
заработали? — предложила я.
— А ты мне не груби, молода еще… давай рассказывай.
— Да нечего рассказывать, история совершенно глупая, но
парень так напуган, сорвется в бега и непременно вляпается в какое-нибудь дело…
— Это точно. Чего он тебе все-таки рассказал?
— Петрович, времени нет.
— Ты излагай коротко, и много времени не потребуется.
Я начала излагать, то есть пересказала историю, которую
рассказал Упырь, злясь на досужее любопытство Петровича. Но он к рассказу
отнесся очень серьезно, раз пять поднимая руку ко лбу с намерением сдвинуть
фуражку на затылок, и досадливо чертыхался.
— Вот что, Дарья, — сказал, когда я
закончила. — Сдается мне, пацан прав, что боится. Дело тут такое
разворачивается… опыт у меня, сама знаешь, и я нутром чую… Короче, так: Упыря я
сейчас отвезу к сестре в деревню, там его ни в жизнь не найдут, потому что ни
одному человеку не придет в голову, что Упырь ко мне за помощью обратился, а я
помог: такое только в твоей голове созрело, а ты у нас, слава богу, одна на
весь район. А тебе с одним человеком поговорить надо, я ему сейчас позвоню.
Может, мы, конечно, понапрасну тревогу бьем, но в таком деле…
— Что за человек? — насторожилась я.
— Хороший человек. Из отдела по борьбе с организованной
преступностью. Кавказцы, чьи трупы в скотомогильнике нашли, как раз по его
части.
— Петрович, у меня один милиционер уже сидит запертый в
ванной, и второй мне без надобности. У них одно на уме, а у меня другое. Они
сразу Упыря в оборот возьмут, а мальчишка…
— Замолчи, ради Христа. Ты ж не дитя малое, понимать
должна, без милиции такое дело не решишь. И разговору нету. — Он взял с
холодильника ключи и протянул мне:
— Иди машину выгоняй из гаража, а я пока соберусь и
хорошему человеку позвоню.
Мальчишки терпеливо ждали, сидя на корточках возле двери
подъезда. Кузя пристально вглядывался в темноту, время от времени поводя ушами.
— Пошли, — кивнула я.
— Что он сказал? — прошептал Упырь.
