— Фигушки, у меня алкогольный синдром. Мне плохо.
Хочешь минералки, иди сам и принеси мне, я тоже выпью.
Тут я обратила внимание на одну вещь: Турок упавшим голосом
взывал ко мне, а стоны не прекращались, причем стонали где-то очень близко… Я
испуганно повернулась и при некотором усилии обнаружила на кушетке рядом с
собой мордастого парня: он лежал на спине с открытым ртом и, без сомнения,
собирался скончаться с минуты на минуту. Едва не заорав «мамочка», я вскочила,
то есть села на этой самой кушетке и застонала даже громче, чем он. Мой ужас
происходил вовсе не оттого, что человек рядом испускал последний вздох, меня
потряс тот факт, что я смогла напиться до такой степени, что начисто забыла,
что происходило со мной с момента последнего тоста Турка и до самого
пробуждения, а тут еще рядом лежит совершенно незнакомая особь мужского пола.
Правда, и он, и я были полностью одеты, что давало робкую надежду считать, что
вчера, несмотря на тонну выпитой водки, я все же окончательно не спятила.
— Это кто? — спросила я громко.
— Это я, — ответил Турок. — Коля. Твой сосед.
— Да нет, рядом со мной?
— Говорю, это я…
— Да не ты, а другой… Слышишь, стонет?
Коля немного послушал, затем приподнялся с пола, где лежал
до сих пор, на четвереньках достиг кушетки, потряс головой, сказал «черт» и,
перегнувшись через меня, минут пять пребывал в прострации.
— Видишь? — на всякий случай поинтересовалась я.
— Кого?
— Его, естественно.
— Вижу, а кто он?
— Именно это я и пыталась узнать.
— Он на Серегу похож. На Малинина. Но того с нами не
было. Он вообще с нами не мог быть, потому что… далеко, одним словом. Это не
Малинин, а больше он ни на кого не похож.
— И все-таки он лежит в твоей квартире. Выходит, вы
знакомы.
— Выходит, — кивнул Турок. — Только я его не
знаю. Может, ты знаешь?
Я уставилась на парня, тот как раз перестал стонать и открыл
глаза, сначала он открыл их нормально, потом вытаращил и спросил:
— Ты кто?
— А ты? — насторожилась я. Физиономия парня
показалась мне знакомой. Вот жаль только, я не имела возможности ее как следует
рассмотреть, она дергалась и кружилась, точно люстры.
— Я Вася, — ответил он.
— О… здорово, Вася! — обрадовался Турок. —
Встать сможешь?
— Не знаю.
— А ты попробуй. В холодильнике минералка и еще должна
быть водка. Полбутылки. Я почти что помню. Иди, Вася, на тебя вся надежа.
Вася поднялся, перевалившись через меня на край кушетки. Его
шатнуло, но на ногах он удержался и нетвердой походкой направился в кухню,
ткнув предварительно пальцем в ту сторону:
— Это там?
— Там, там, — обрадовался Турок, прислонился
спиной к тахте и с облегчением вздохнул:
— Должно остаться полбутылки.
— Ты что, молишься? — испугалась я.
— Я умираю. И умру, если похмелиться нечем. Господи,
башка-то как болит. Все, с первого числа в завязках. Буду бегать по утрам…
зимой на лыжи встану, курить брошу…
Вернулся Вася с двумя бутылками, на одной значилось
«Боржоми», на другой «Царская», а я порадовалась: зрение ко мне вернулось, а
вместе с ним и кое-какие навыки: например, читать я не разучилась. Я протянула
руку, схватила «Боржоми» и выпила залпом. Тем временем Турок нашел две стопки,
мужчины разлили водку, охнули, передернулись, потрясли головой и приняли на
грудь. Наступила тишина, я громко икнула и извинилась.
— Слава богу, — вздохнул Турок, думаю, относилось
это не к моей икоте. Он опять-таки на четвереньках достиг журнального стола со
стеклянной крышкой, на котором вперемешку была свалена закуска, подцепил кусок
семги и закинул себе в рот. — Хорошо, — сказал он с удовлетворением.
Я еще раз взглянула на мордастого Васю и обрадовалась:
— Я тебя знаю.
— Ну вот, — кивнул Турок. — Говорил я тебе,
опохмелишься, мозги на место встанут, и вспомнишь, где ты его подцепила.
— Ничего такого ты не говорил, — обиделась
я, — и никого я не подцепила. Он живет под нами, то есть подо мной.
— Живу, — кивнул Вася, дрожащей рукой шаря по
столу в поисках хлеба.
— А как ты здесь очутился? — проявил интерес
Турок.
— Вы меня позвали.
— Я не звала.
— Вас много было. В подъезде пели «Трус не играет в
хоккей», я вышел узнать, в чем дело, а там вы… Выпили за российский спорт,
потом сюда поднялись. До четырех утра помню, дальше — нет.
— У меня так тоже бывает, — оживился Турок,
разливая по второй. — Вот как отрежет: где был, чего делал? Лучше всего
память пивом возвращать. Вот сейчас махнем по сто пятьдесят и пивка… вспомнишь
то, чего не было.
