После обеда я мыла посуду (вместе с нами обедали рабочие,
было их восемь человек, и посуды набралось много), Вытирая тарелки, я услышала
траурный марш. Не удержалась и пошла взглянуть на похороны. Если честно, я
надеялась, что среди провожавших Турка может оказаться и Синий пиджак, поэтому
не стала выходить на аллею, а пристроилась неподалеку, делая вид, что занята
уборкой возле одной из могил. Но хоронили вовсе не Кольку. Покойного звали
Гена, и, видимо, это он взорвался в собственной машине, потому что хоронили его
в закрытом гробу. Провожавших было человек тридцать, в большинстве мужчины.
Мордастый парень произнес речь, обращаясь к усопшему, которая в основном
свелась к просьбе: мол, ты тут лежи себе спокойно, а мы разберемся, что к чему,
и уж после этого чертям тошно станет. Не приметив ни одного знакомого лица, я
вернулась в дом. Часа через два пришел Сенька, но почти тут же исчез и вновь
явился, когда стемнело. Если верить закладке (книга была заложена фантиком),
Сенька освоил сто пять страниц. Я провела с ним беседу и убедилась, что с
содержанием он знаком, но беспокойство все равно меня не отпускало. В десять он
собрался ложиться спать.
— Может, телевизор посмотришь? — спросила я.
— Ну его, надоел. Завтра с утра пойду склеп
срисовывать. Данила обещал бумаги дать, а карандашей у батюшки сколько угодно.
— Может, тебя лучше в лагерь отправить? Или в
санаторий? Хочешь в Анапу?
— Не хочу. Мне здесь очень нравится, Познавательно… И
вообще я решил за лето всего Достоевского прочитать и Толстого, если успею.
— Ну-ну, — только и нашла я что ответить.
Батюшка отдыхал в своей комнате, Данила ушел провожать
Пелагею, которая сегодня задержалась, а я читала в кухне, чтобы не мешать
Сеньке, он все еще спит в одной комнате со мной. В окно кто-то осторожно
постучал, я распахнула створку и увидела Родионова.
— Случилось что-нибудь? — ахнула я.
— Ничего такого, чтобы пугаться, — ответил он.
— А чего ж так поздно?
— В целях конспирации. Выходи на крыльцо, поболтаем.
Мы устроились на скамейке возле церкви, и я спросила:
— Какие новости?
— В подвале, где тебя Синий держал, все тщательно
осмотрели и кое-что нашли. Там прятали наркоту. Соображаешь? — Я кивнула,
на самом деле соображала я довольно туго. Видимо, поняв это, Родионов решил
пояснить:
— Если там прятали наркоту, значит, Синий имеет
отношение к хозяевам дома. В чужом подвале просто так дорогую вещь не оставишь.
Ведь надо быть уверенным, что она не попадет на глаза кому не надо. Сейчас
самым тщательным образом проверяют всех родственников и знакомых хозяйки.
Думаю, среди них окажется Синий.
— А по-моему, это глупо, — заявила я, Родионов
нахмурился, а я продолжила:
— Синий оставил меня там, надеясь, что я скончаюсь от
жажды. Хорош подарок для родственников: труп в подвале. Нет, он меня там
бросил, потому что не собирался использовать подвал, я имею в виду, как склад.
Он был уверен, что, когда меня найдут, с ним этот подвал никак связать не сумеют.
— Но оба замка отпирали ключом.
— Как ты можешь быть уверен в этом, раз Петрович дверь
выламывал и замки покорежил? — вновь усомнилась я.
— И все-таки он среди родственников. Или друзей.
Спорить я не стала.
— Завтра Турка хоронят, — вспомнила я и вздохнула. —
Здесь, на этом кладбище.
— За что ж ему такая честь?
— Вроде бы у него тут бабка.
— Бабка, дедка… Ну надо же… Ты эту аллею видела?
— Конечно. Кремлевская стена. Только мавзолея не
хватает.
— Мороза шлепнут, и будет мавзолей.
— А что, его шлепнуть собираются?
— Откуда мне знать? Да и что толку: шлепнут одного, тут
же второй появится.
— Работаете плохо, — проворчала я.
— Само собой. Все шишки на нас. Ты вот скажи лучше,
какой гад дал разрешение хоронить здесь Турка? Ведь явно человечек немаленький
в городской администрации.
— Сегодня одного уже похоронили. Говорят, в машине
взорвался…
— А-а… Гена Блинов. Чего там хоронить-то. И он, значит,
здесь? Удостоили?
— Здесь. Хочу завтра глянуть на похороны, вдруг Синий
решит соратника проводить. Родионов задумался.
— Что ж, стоит попробовать.
— Еще новости есть? Как там Чугунок? Петрович отвез его
в лагерь?
— Нет, — помявшись, ответил Родионов. —
Сбежал, чертенок. Петрович его периодически встречает, но отловить пока не
может. И вот еще что: Упырь пропал.
— Как пропал? — испугалась я.
— Видно, заскучал в деревне и смылся.
— А где же он теперь?
— Кто знает? Ищем.
— А если Синий?..
— Почему сразу Синий? Надоело парню в деревне с бабкой
сидеть, вот и удрал. Появится.
— Появится, — передразнила я. — Он свидетель,
и Синий об этом прекрасно знает.
— Я твоему Упырю не нянька, — разозлился
Родионов. — Это вы с Петровичем его от милиции прятали, вот и результат.
Я хотела возразить, но ссориться с Родионовым было глупо,
тем более что в его словах была правда, и я замолчала. Он тоже молчал, положил
свою руку на мою и на небо поглядывал, затем вдруг спросил:
— У вас на кладбище бомжи живут?
— Не знаю. А что такое?
— Иду от боковой калитки со стороны Красномилицейской,
а кто-то по тропинке среди деревьев — шмыг. Все-таки странное место кладбище,
вроде бояться совершенно нечего, а жуть берет.
— Это Данила Дьяконов, батюшкина родня, пошел Пелагею
провожать, — отмахнулась я. Впрочем, если это был Данила, то зачем ему
идти к боковой калитке, Пелагее на троллейбусную остановку надо, а она в трех
шагах от центральных ворот.
Словно в ответ на мои мысли, в свете фонаря возле колокольни
возник Данила.
— Вон он возвращается, — кивнула я.
— Это не он, — возразил Родионов. — Мой худой
и длинный, совсем на него непохожий.
Данила подошел ближе, поздоровался, а я спросила:
— На кладбище бомжи живут?
— Нет, чего им здесь делать? Милостыню собирают, но
чтоб жили…
