— Какой человек? — Тут мне стало совершенно
понятно, что я жестоко заблуждалась; очень может быть, что героин с Турком —
дело рук липового нищего, потому что, ясное дело, никакой он не сотрудник
правоохранительных органов, а самый настоящий жулик, а может, кто и похуже.
— Караул! — заголосила я.
Виктор схватил меня в охапку, зачем-то закрыл мне ладонью
рот, я с перепугу укусила его, он взвыл, а потом рявкнул:
— Какой, к черту, нищий?
В конце концов я смогла успокоиться и объяснить, что к чему.
Мы кинулись искать нищего, прочесали все кладбище, потратив на это несколько
часов, но проклятый «язвенник» как сквозь землю провалился.
Поздно вечером я ворочалась в своей постели с боку на бок и
пыталась понять, что здесь все-таки происходит. Я была уверена, что нищий из
отдела по борьбе с организованной преступностью, но Колесников о нем знать не
знает. Выходит, он из противоположного лагеря. А зачем бандиту рисовать на
руках жуткие язвы и бродить грязному по кладбищу? Ясно, что не просто так,
должна быть цель… Конечно, он сторожил сокровище, то есть наркотик, чтобы его
кто-то ненароком не свистнул. Героин был в гробу Турка… Стоп, неувязочка: в
гробу Турка был сам Турок. Может, был еще один гроб? Один зарыли, а другой
спрятали в склепе? Незаметно доставить гроб на кладбище дело нелегкое, а вот
вырыть гроб из могилы и перетащить его в склеп по соседству вполне возможно. Но
тогда чепуха получается: если в гробу Турок, зачем его выкапывать и тем более
зачем нищему его сторожить? И тут в голову мне пришла потрясающая идея:
покойников-то было двое. И первого тоже хоронили в закрытом гробу… Я вспомнила
про случай, о котором говорил Родионов: якобы кто-то звонил Морозу и утверждал,
что Турок жив. Кому это надо, еще вопрос, но ясно, что конкуренту Мороза. И
гроб свистнули, чтобы придать этим заявлениям достоверность. Если я права, то
интерес Мороза к могиле дружка вполне понятен, так же, как и появление на
кладбище ребят с лопатами. А что, если все еще более запутанно, к примеру,
кто-то весьма ловко водит Мороза за нос, а он не знает, где героин? Я вскочила
и бросилась вон из дома к троллейбусной остановке, где был телефон. Само собой,
Родионов спал и мне совершенно не обрадовался.
— Чего тебе не спится? — спросил он обиженно.
— Я знаю, где наркотик, — заявила я. — Он во
втором гробу.
— Еще один гроб? — вздохнул Сашка.
— Конечно, ведь покойников было двое, Турок и тот, кого
взорвали в машине. Спорю, что он тоже из команды Мороза. — Ну…
— Героин в его гробу, а всю эту кашу с Турком заварили,
чтобы сбить нас с толку. В общем, так, нужна еще одна эксгумация. Чем скорее,
тем лучше, иначе второй гроб тоже свистнут, и тогда героин уже никогда не
найдем. — Тут я сообразила, что героин — это вовсе не Сашкина забота, а
Колесникова, чертыхнулась, повесила трубку и набрала номер Виктора. Отозваться
он не пожелал. — Работнички, — рычала я еще с полчаса, танцуя у
телефона и набирая номер безо всякого толку, после чего, ругая на чем свет
стоит родную милицию, отправилась спать.
Разбудил меня Кузя. Он жалобно скулил во дворе, а мне в
голову полезла всякая чушь, а ну как пес запутался в веревке? На привязи он
сидеть не привык, далеко ли до беды? Кое-как одевшись, я выскочила во двор и
смогла убедиться в том, что пес жив-здоров, а скулит и рвется к калитке, должно
быть, от скуки. Увидев меня, Кузя утроил рвение, а я покачала головой.
— Вот уж действительно: с кем поведешься, от того и
наберешься. Веди себя прилично, — сурово прикрикнула я и вернулась в
комнату. Пес не унимался и поэтому все в доме поднялись раньше обычного.
— А где Данила? — удивился батюшка, когда мы
втроем сели пить чай. Я заглянула к Даниле: комната пуста, кровать выглядит
так, что вряд ли на ней отдыхали этой ночью. — Неужто опять
загулял? — разволновался отец Сергей, вышел на крыльцо и принялся звать:
— Данила…
Услышав это имя, Кузя пришел в неистовство, лаял и бросался на
калитку. Сенька подскочил к нему, отвязал веревку от ошейника. Кузя одним
прыжком преодолел препятствие в виде палисадника и бросился по аллее, точно за
ним гнались все кладбищенские привидения. Сенька припустился за ним, а мне
ничего не осталось делать, как бежать за Сенькой. «Кузя спятил, — с тоской
думала я. — С чего бы приличной собаке так вести себя?» Я-то думала, что
пес решил покинуть кладбище, оттого и летит сломя голову, желая вырваться на
свободу (Васькино дурное влияние), но Кузя неожиданно свернул к аллее
бандитской славы и начал вести себя еще более странно. Замедлил бег, то и дело
оглядывался на нас и громко скулил. Через минуту стало ясно, отчего его так
разбирало: возле склепа с ангелами лежал Данила. Пес подскочил к нему, ухватил
за рукав ветровки и принялся трясти, а я, приказав Сеньке: «Стой, где стоишь!»
— кинулась к Дьяконову, бормоча про себя: «Не дай бог, покойник».
Данила лежал, уткнувшись лицом в землю, волосы на его
затылке покрылись коркой, и я, сообразив, что это кровь, приготовилась орать
«караул», но тут Данила громко сказал:
— Ох, блин. — А я перекрестилась:
— Слава тебе, господи, обошлось.
К нам уже спешили батюшка и невесть откуда взявшаяся
Пелагея. Вчетвером мы подняли Данилу и, точно бревно, поволокли к дому. Он то
стонал, то давал ценные советы, как ловчее себя нести, и я абсолютно уверилась,
что жить он будет.
Уложив Дьяконова на кровать в его комнате, мы с Пелагеей,
отправив Сеньку вызывать врача, промыли рану на голове и смогли констатировать,
что хотя крови он потерял предостаточно, но в худшем случае отделается
сотрясением мозга. Данила продолжал стонать, а я настолько успокоилась, что
решила задать вопрос:
— Что случилось?
— А пес его знает… — вздохнул Дьяконов. — Под утро
на крыльцо вышел, что-то не спалось мне. Пойду, думаю, покурю, подышу свежим
воздухом, как вдруг вижу, от калитки идет кто-то…
— От какой калитки? — нахмурилась я.
— От той, что на Красномилицейскую выходит.
— И ты ее с нашего крыльца увидел? — съязвила я, а
Данила обиженно засопел:
— Ну, был грех. Вчера одному мужичку мебель помог
разгрузить, дал он мне на бутылку. Я-то думал, Богородице свечей к празднику
поставлю, но человечье естество во мне верх взяло над духовными соображениями,
и я повлекся…
— За бутылкой, — подсказала я.
