Стемнело, а Дьяконов так и не вернулся. Само собой5 мне
опять не удалось уснуть в эту ночь. Я в отличие от батюшки не считала, что
Данила умрет от угрызений совести. Скорее всего он, раздобыв денег, заливает
грусть-тоску где-нибудь по соседству. Но, несмотря на это, я прислушивалась: не
пройдет ли кто мимо. Спустя какое-то время входная дверь скрипнула, кто-то
прокрался по коридору, а вслед за этим ко мне постучали.
— Входи, — шепотом сказала я, и в комнату вошел
Дьяконов.
— Дарья, — позвал тихонько. — У нас гости.
— Какие гости? Ты пьян, что ли?
— Могилу раскапывают.
— Турка? — Я села в постели, а Данила отчаянно
затряс головой.
— Нет, соседскую.
— Ох ты, черт. — Я натянула джинсы, забыв о
присутствии мужчины в комнате, и ринулась к двери. — Ты милицию
вызвал? — опомнилась я.
— Нет. А вдруг это и есть милиция? Уж больно нахальные.
Вопрос поставил меня в тупик: а что, если Данила прав?
Родионов что-то там говорил про эксгумацию… С какой стати проводить ее ночью?
Может, не хотели граждан травмировать: одну могилу раскапывают, потом другую?
— Пойдем-ка посмотрим, — в замешательстве кивнула
я. Только мы вышли в коридор, как обнаружили Сеньку: в трусах и футболке он
стоял возле своей двери и первым делом спросил:
— Вы куда?
— Данила кого-то на кладбище видел. Хотим проверить.
— И я с вами.
— Зачем?
— Затем. Даниле уже раз по голове дали, чем больше
народу, тем спокойнее. — Не обращая внимания на мои возражения, Сенька
оделся, а выйдя на улицу, отвязал Кузю. — С нами пойдет.
Конечно, Кузя мог залаять от избытка энтузиазма и выдать
наше инкогнито. С другой стороны, если там милиция, так ничего страшного в
нарушении инкогнито я не вижу. А если там бандиты, то собака не помешает.
— Следи за ним, чтоб не тявкал, — предупредила я
Сеньку, и мы устремились друг за другом к аллее бандитской славы.
— Днем-то я малость выпил, — торопливо рассказывал
Данила, — потому как обидно стало. Я ж как лучше хотел, а батя — грешник,
грешник… Пошел к дружку на Вокзальный спуск, засиделись малость, возвращаюсь я
через боковую калитку, а впереди меня народ двигает, и прямиком к той могилке,
веночки в сторону и принялись копать. А уж как батя выговор мне сделал, не
рискнул я ничего предпринимать, с умным человеком не посоветовавшись.
Мы свернули на тропинку, и я сделала знак молчать. Вскоре я
смогла убедиться, что «могилокопатели» Даниле не привиделись: свежий холм земли
слева, отброшенные в сторону венки и силуэт человека на фоне белого мрамора,
человек тревожно поглядывал по сторонам, возле его ног лежал фонарь, луч
которого был направлен в яму, в которой находились его сообщники. Никто не
произнес ни слова, и определить, что за публика орудует на кладбище, весьма
затруднительно.
— Есть, — вдруг послышался голос снизу, а я
забеспокоилась: чего доброго, уведут героин из-под носа, а потом ищи виноватых.
— Сенька, — шепнула я. — Бегом звонить.
И тут ярко вспыхнули три мощных фонаря, парень возле могилы
закрыл лицо руками, а суровый мужской голос произнес:
— Внимание, всем оставаться на местах… — ну и так
далее. В общем, родная милиция подоспела.
Увидев среди вновь прибывших Колесникова, я устремилась к
могиле, двое парней уже вылезли из ямы и теперь стояли по соседству со своим
дружком. Подойдя вплотную, я заглянула им в лица: Синего среди них не было.
Между тем гроб подняли на специальных веревках и открыли крышку. Лица у троих
парней вытянулись, Колесников выругался, а я едва не рухнула в обморок: гроб
был пуст, то есть совершенно, белая обивка и больше ничего. Простонав: «О
господи», — я бросилась к дому, совершенно не желая объясняться с
Колесниковым. Судя по лицам ночных гостей, то, что в гробу пусто, было для них
такой же новостью, как и для меня. Выходит, что-то они там ожидали найти и, уж
конечно, не труп погибшего от взрыва дружка. Значит, это «что-то» у них увели.
— Ничего нельзя доверить, — вздыхала я
горестно. — Видно, героин вчера свистнули, тот самый неизвестный, который
тюкнул по голове Данилу. Ищи теперь ветра в поле. — Вернулся Сенька с
Дьяконовым и сообщил, что гроб вернули на место, могилу закопали, а парней
арестовали. — К утру выпустят, — съязвила я, потому что сильно
злилась на соответствующие органы.
«Уеду в Анапу», — подумала я, ложась спать, и
строго-настрого запретила себе думать о гробах и героине.
Кажется, Анапа мне и приснилась, по крайней мере, море
плескалось у моих ног, я любовалась пейзажем, и тут… в окно постучали, я
вскочила с постели как ошпаренная, выглянула в окно и испуганно отшатнулась: с
той стороны в предрассветных сумерках к стеклу прижималась жуткая физиономия,
бледная, с острым подбородком… Я распахнула створку и позвала:
— Упырь!
— Я, — зашептал он, сунув голову в комнату.
— Ты чего здесь делаешь? — тоже перешла я на
шепот.
Тут окно по соседству тоже открылось, и появился Сенька,
одновременно в кустах что-то хрустнуло, впрочем, я и так знала, что там
Чугунок, и тихо, но зло позвала:
— Васька, вылазь.
Он вылез и сел на корточках, глядя на меня, как Кузя, когда
тот выпрашивает сосиску.
— Ну и что вы здесь делаете? — грозно начала
я. — А еще врал, — повернулась я к племянничку, — что их на
кладбище нет. Не стыдно тебе?
— Нас и не было, — торопливо заговорил
Упырь. — Васька малость по собаке соскучился, решил на кладбище заглянуть.
В проулке автобус заметил, из него дядьки вышли, в масках, с оружием. Ну Васька
сразу за мной, интересно ведь. А когда парней Мороза повязали…
— Почему Мороза? Откуда знаешь? — перебила я.
— Так мы их до автобуса проводили, разговоры слышали…
Хотели домой идти, а Васька мне: давай Кузю возьмем, он на привязи сидит,
жалко. Мы пошли, а на крыльце Данила курит, Васька говорит, подождем, пока он в
дом уйдет, а то, говорит, ему от Дарьи достанется. Он сел ждать, а я в
салтыковский склеп заглянул, курнуть страсть как хотелось, а у меня там
заначка. Сунулся через дыру, а там…
— Еще один гроб? — насторожилась я.
— Нет… пойдем, лучше сама посмотришь.
