— Дарья Сергеевна! — Голос его звучал строго, а
выражение лица точь-в-точь как у нашей учительницы на лабораторной работе по
химии, когда она, вышагивая между партами, бдительно следила за реактивами в
детских руках, в любой момент готовая залечь на пол.
— Отвяжись, — буркнула я, Андрюха покраснел, а я
со злостью добавила:
— Чего ты заладил: Дарья Сергеевна, Дарья Сергеевна. Ты
ж до пятого класса со мной в одном дворе рос. Или не помнишь?
— Помню, — широко улыбнулся Андрюха. — Ты мне
еще по носу дала. Бабушка к твоей маме жаловаться ходила…
— Так ты велик зажал. Не давал прокатиться…
— Ага.
— Ладно, пошли, — махнула я рукой, не удержалась и
съязвила:
— Черт-те что творится на твоей территории.
— А чего творится-то? — испугался он.
— Ты что, не слышал? Фотографию забрал какой-то Зюзя. И
как я ее верну, скажи на милость?
— Так чего ж мы Клюквина отпустили? Надо было его
допросить.
— Скажет он тебе, как же… а может, и в самом деле не
знает. А вот ты знать обязан. Петрович всю шпану как свои пять пальцев знал…
— Я второй день и…
— А как ты в магазине оказался? — остановилась я,
Андрюха тоже замер и неохотно пояснил:
— Я… за тобой приглядывал.
— Что? — Глаза у меня полезли из орбит, а Кузя
жалобно заскулил, качая головой.
— Я в смысле помощи, — затараторил Андрюха. —
Мало ли что…
— Очень много от тебя толку, — заметила я
презрительно и, кивнув на прощание, зашагала к дому.
Во дворе в беседке, с одной стороны обвитой хмелем, сидел
Сенька в компании Петьки и вечно чумазого Чугунка. Все трое грызли семечки с
таким унылым видом, точно с минуты на минуту ожидали конца света.
— Ты ужинал? — подойдя ближе, спросила я
племянника.
— Ага. Спасибо.
— Пожалуйста.
Я села на скамейку и покосилась на Чугунка.
— С новым участковым говорила? — бросив горсть
семечек голубям, спросил он.
— Поговорю. Пока случай не представился.
— Как он вообще?
— Нормально, в нашем дворе рос до пятого класса. Можно
сказать — свой человек… А ты, случаем, Зюзю не знаешь?
— Зюзю? — Чугунок несказанно удивился и даже
вытянул шею на невероятную длину, чтобы иметь возможность заглянуть мне в
глаза.
— Ты ж слышал.
— Слышал. Зачем он тебе?
— Знаешь или нет?
— Зюзя не из наших, он крутой.
— Да неужто? — презрительно кривя губы,
осведомилась я. — Чего ж это твой крутой с Упырем дружит?
— Упырь врет, цену себе набивает.
— Ясно. И чем твой Зюзя знаменит?
— А ты не вредничай, а то я с тобой разговаривать не
буду. Про Шмеля слышала?
— Ну…
— Его парень. Соображаешь?
— Не очень, — созналась я. — А где живет этот
Зюзя?
— Не знаю, — покачал головой Чугунок. —
Где-то недалеко. Я его часто встречаю. Хотя, может, он здесь по делам бродит.
Это ведь их район.
— В каком смысле? — нахмурилась я.
— Ох, Дарья, — тяжко вздохнул Чугунок. — На
тебя как накатит, так ты точно моя мамка: ну дура дурой.
— Вот сейчас влеплю затрещину, — рассвирепела я,
но Чугунок уже спрыгнул с лавки и, присев на корточки рядом с Кузей, стал его
наглаживать.
— Может, мне с ним пожить? — вдруг сказал он.
— Где? — обалдела я.
— В конуре. Она у него просторная, места хватит.
— Спятил совсем, — фыркнула я и зашагала к
подъезду.
Мое кухонное окно выходит во двор. Делая вид, что в кухне у
меня накопились неотложные дела, я то и дело поглядывала туда, наблюдая за
беседкой. Где-то через час Сенька кивком попрощался с друзьями и направился в
сторону гаражей, я метнулась к окну и гаркнула:
— Сенька! — Он весьма неохотно приблизился. —
Куда это ты собрался? — сурово поинтересовалась я.
— Прогуляюсь.
— С таким украшением на физиономии лучше во дворе
сидеть.
— Да я недалеко…
— В парк, что ли? — Он, по обыкновению, стал
разглядывать свои кроссовки, а я со вздохом сообщила:
— Нет у него фотографии. — Головы он не
поднял. — Честно, нет. Какой-то его знакомый на ней номер машины записал и
унес с собой.
— Зюзя?
— Что? — опешила я.
— Фотографию Зюзя унес?
— Нет. Не знаю…
— А сама всегда говоришь, что врать нехорошо.
— Ну-ка быстро домой! — рявкнула я, теряя
терпение. Сенька повиновался, устроился за столом на кухне и даже выпил чаю.
Вид он имел отрешенный, и меня это здорово беспокоило. — Слушай, — не
выдержала я, — этот Зюзя наверняка ее уже выбросил. А твоя девушка вполне
может сфотографироваться еще раз.
— Конечно, — согласился Сенька с таким видом, что
я сердито швырнула в мойку чашку и удалилась с кухни, хлопнув дверью.
Спала я в ту ночь плохо, а лишь только начался рассвет,
выпила кофе и, покинув квартиру, побрела в сторону стадиона «Строитель», где в
ветхой пятиэтажке проживал Петрович. Возле его дома я начала мучиться
угрызениями совести: в такое раннее время к людям не заглядывают, тем более что
Петрович теперь и не участковый вовсе, а заслуженный пенсионер. Чертыхнувшись,
я прошла к открытым воротам стадиона и замерла в некотором недоумении. Насколько
мне было известно, увлечение Петровича спортом сводилось к регулярному
просмотру футбольных матчей по телевидению, но сейчас он собственной персоной
суетился возле песка для прыжков в длину и что-то там замерял. Моргнув раза три
и даже тряхнув головой с намерением избавиться от галлюцинаций и ничего этим не
достигнув, я приблизилась, устроилась на травке чуть в сторонке и спросила,
глядя на часы:
— Рановато для занятий физкультурой.
